Джейла Ибрагимова

МАСТЕРСКАЯ УСТА МИРАЛИ

…Cеребристый лик луны дерзко выхватывает из полутьмы мастерской лик склоненного над созданием будущего шедевра скульптора. Под аккомпанемент лунного света он терпеливо и слегка придирчиво созерцает содеянное и берется за очередной фрагмент. С приходом рассвета наступит дремота дня, и таинство творчества померкнет так же внезапно, как и воцарилось, а там, глядишь, вновь замерцает месяц. Наверное, вся жизнь Мирали Миркасимова напоминала этот удивительный вечер – такой же потаенный, одухотворенный и… беззвучный. Он видел и осязал, но не мог слышать эту вечно звучащую жизнь, ведь его музыка была в нем самом. Отсутствующий слух ему заменяло зрение и другие органы чувств - как известно, у неслышащих людей они предельно обострены.
Работал он, как и приличествует творческим личностям, по ночам. Распорядок дня был до банального прост: до полудня – уединенные сюжетно-композиционные поиски и находки, после – встречи с друзьями, коллегами и учениками. В его мастерской всегда царила уютная, теплая обстановка, как следствие – визиты и общение с интересными людьми, обсуждение творческих планов, фрагментов, эскизов...
Ну а пока… Он опять не услышит голоса своих гостей; он давно уже забыл звук людского смеха, забыл, как шумит дождь и поют птицы… Непроницаемая, как стена, тишина когда-то и навсегда оглушит его жизнь потаенным и непостижимым, как истина, смыслом. Вновь уста Мирали, мельком бросив взгляд на входную дверь мастерской, заметит условный сигнал визита гостей: лампочку, подвешенную на косяке. Она вспыхивает и гаснет. И вот уже минуту спустя мастерская скульптора наполнится звучными, громкими голосами - посетителей, которые у него есть всегда и которым он всегда рад. Говорливыми и смешливыми; смысл и запах их слов он вновь и вновь будет угадывать по губам и жестикуляции, ощущать всеми фибрами души, пропуская сквозь тело и сердце, подобно тысячевольтному разряду, который, быть может, уже в грядущую ночь воплотится, разразится новыми образами или сюжетами будущих скульптур, напоенных думами, чувствами, слезами творчества. Когда-нибудь его сердце не выдержит этих ежеминутных энергетических встрясок и расколется на множество частей, подобно тому, как крошится навеки от чьего-то небрежного щелчка или чрезмерно накаленной злобой и завистью атмосферы Земли хрупкий хрустальный бокал. Инфаркт миокарда сразит его именно здесь, в мастерской, во время работы над легендарным памятником Джафару Джабарлы - на третьем этаже бесконечноэтажного дома.
…Мастерская станет его основным пожизненным домом – высокая, трехэтажная, со сводчатыми потолками и огромными скрижалями-стеллажами: своеобразный заповедный остров, который скульптор заселил образами-скульптурами близких ему людей - отца Мирасадуллы Миркасимова, романтического Икара, негра, навеки разрывающего цепи рабства… Но главное, здесь уста Мирали оставался самим собой, наедине с собой, верен себе и своему творчеству. Здесь он общался со своим главным скульптурным инструментом - поворотным кругом, который в прямом смысле слова, оказывался "поворотным" (что ожидало Мастера за очередным поворотом судьбы?..) и, сбросив груз всех околотворческих забот и тревог, вступал в долгий доверительный диалог с творчеством, представленным образами всех его состоявшихся и еще несвершенных произведений.
В мастерской Мастер жил и творил, совмещая великое таинство сульптора с нехитрым бытом трудоголика, в контексте прозы остальной жизни. Здесь он ощущал тот священный прилив творческих сил, что поэты обычно именуют вдохновением, а мыслители и ученые – озарением свыше. Здесь у него до сих пор хранится множество скульптур, пронизанных откровением таланта, но… еще долго остававшихся неизвестными миру, хотя самим создателем им, казалось, была уготована иная судьба. Так, изваянная им фигура отца – выдающегося общественного и государственного деятеля, врача и ученого, первого президента Академии наук Азербайджана Мирасадуллы Миркасимова, будет создана скульптором вскоре после того, как отец уйдет из жизни, но почему-то была водружена на могиле… лишь сорок пять лет спустя.
Размышлять об известных личностях – значит всякий раз стремиться делать открытия, уже отложившиеся в памяти истории. Мирали Миркасимов при жизни заслужил признание и почет. Первый азербайджанский скульптор, получивший высшее, по профилю, образование в одном из самых престижных творческих вузов страны – Институте имени Репина, народный художник Азербайджана, заслуженный деятель искусств Азербайджанской Республики, лауреат Орденов «Знак почета» и «Шохрет», профессор, Президентский стипендиат Мирали Миркасимов вошел в азербайджанскую национальную культуру как выдающийся деятель изобразительного искусства со своим голосом и индивидуальным почеpком,вписав яpкую немеpкнущую стpаницу в культуpно-историческое достояние нашей страны. Его скульптуры несут на себе отпечаток азербайджанского национального менталитета, а значит одновременно проникнуты общечеловеческим содержанием. Высокие духовные составляющие азербайджанской национальной культуры - суть истоки данного посыла.
Мирали Миркасимов относится к числу тех деятелей изобразительного искусства, кто во многом определяет облик нашей культуры, делая ее полнее и богаче. Он пpинадлежит к плеяде художников-мыслителей, способных в своем творчестве видеть всеобщие явления в их сущности, индивидуальности. Следуя метафорической терминологии "цветного слуха" и "музыкального слога", рискнем предположить, что Мастер обладал не только "созерцающим слухом", но осязающе-созидающим и конечно, неизменно воспроизводящим - пение звонких птиц и плеск морских волн, блеск солнца и аромат трав, но главное - разноголосый опыт жизнеутверждающих начал, позволяющих ему создавать удивительные по силе воздействия и разнообразию средств произведения искусства. Этот собирательный и повсеместный мелос жизни и определял его мегатворчество, преимущественную тональность мироздания.
Мастерское владение приемами пластической стилизации, подчиненное идее выразительности целого, романтике творческого поиска – отличительное свойство его работ. Они демонстрируют широкий диапазон профессиональных качеств автора, характеризуя не только способ творческого выражения, но формулу жизни. Все это позволяло Мастеру, преодолевая, подчас, самые немыслимые преграды, достигать совершенных высот в искусстве ваятеля, ставшем его жизненным призванием.
Пролистав несколько приснопамятных эпизодов минувшего будущего, вернемся к пожелтевшим, с обломанными временем краями, фотографиям, венчающим начальные классы школы и жизни скульптора Мирали Миркасимова. Каким он был в те годы? Знакомимся: внимательный стриженый подросток в кругу серьезных школьных друзей. А вот уже другое фото: смуглый невысокий паренек в светлой сорочке и наглаженных брюках, короткие курчавые волосы... На всех фотографиях у Мирали Миркасимова необыкновенный взгляд – очень цепкий, острый и, что называется, проникающий в самую душу, прожигающий сердце. Это потому, что он всю жизнь "читал с лица", хоть и удавалось ему это не всегда и не со всеми, наверное, потому, что у иных, окружающих его людей, этого лица… не было вовсе.
Как знать, не заболей Мирали Миркасимов в далеком детстве, быть может, и не вырос бы из него впоследствии талантливый скульптор; возможно, именно жестокая и страшная болезнь-судьба, навсегда отнявшая акустическое восприятие, обострила, выявила потребность в творческом самовыражении, неуклонном самосовершенствовании, одновременно обрекая на вынужденное одиночество, обособленность от остального мира. Судьба распорядилась так, что монолитная и неодолимая глыба-болезнь с детства стала причиной раннего мужания, закалки воли и духа. Глыба-судьба, из которой, откалывая один за другим куски сыпучего гранита, он изваял собственную жизнь. Необходимость уже с детства бороться за жизнь и дорожить жизнью определили, выковали в будущем скульпторе те характер и талант, о которых "нормальному" человеку и не мечталось бы.
Борясь за каждое мгновение своей нелегкой судьбы, один за другим, он умело покорял все новые жизненные рубежи, чрезвычайно богатые на яркие впечатления и ответственные испытания. Сам Мастер разделял свою судьбу на две части: "первая – это детские годы, которые можно охарактеризовать как "оптимистическое блуждание и поиски в потемках выхода из лабиринтов судьбы"; сложность ее трудно переоценить, она заключалась в полной неопределенности, неизвестности – что делать, как поступить, рецептов, опыта, программ, рекомендаций – никаких, пути приходилось искать интуитивно, вслепую, наощупь, как первооткрывателю, и успех при этом – полный. Вторая часть – юношеские и взрослые годы, история уже типичная, понятная – становление человека".
По окончании школы и параллельно, с отличием, Бакинского художественного училища в 1944 году, где специально для него было открыто отделение скульптуры, талантливый юноша в 1951 году поступает в Ленинградский институт имени Репина. Здесь, фактически, и начинается его творческая каpьеpа, а дипломной работой становится скульптура "Нефтяники Каспия", которая впоследствии займет достойное место в Музее искусств Азербайджана. Уста Мирали стал первым азербайджанским скульптором, столь высоко оцененным за рубежом и награжденным бронзовой медалью и премией на Всемирном фестивале молодежи в Варшаве за другую замечательную скульптурную работу – "Портрет девушки". Потом были «Нана», «Девушка с голубем», а также «Портрет нефтяника», экспонировавшийся на Всемирной выставке 1967 г. в Монреале; по свидетельствам очевидцев, данную скульптуру Мирали Миркасимов считал одной из самых своих удачных работ, поскольку «делал не по заказу»)… 
Он был поэтом – в камне, романтиком – в оглушенной практицизмом жизни, а еще неизменным оптимистом – в неудачах и огорчениях, радости и покое. Причем, успехи не расслабляли, не усыпляли, а лишь подстегивали, заставляя по-новому оценивать время, общество и самого себя. Каждая строка биографии Мастера включает в себя титанический труд, неустанную, закаленную работу над собой, преодоление преград судьбы, в которой были и крутые, извилистые повороты, и временные затишья, и трудные победы, и досадные поражения. Но главное, что она отличалась необыкновенными многогранностью и целеустремленностью.
Как это присуще выдающимся творческим деятелям, жизнь уста Мирали не только интонационно, но и хронологически отражала определяющие этапы развития страны. Скульптор Миркасимов был человеком трех эпох: советской, со всеми вытекающими отсюда парадоксами и пароксизмами, последующей – смутного переходно-перестроечного времени, а также  долгожданного этапа наступления государственной независимости. Данные этапы проявились и в особенностях его работ, многие из которых были посвящены героям советской эры – начиная с бакинского комиссара Ивана Фиолетова и кончая героями социалистического труда Гудратом Самедовым и колхозницей Басти Багировой.
Памятник же Джафару Джабарлы Мирали Миркасимова является одним из нетленных символов нашего города, всей страны. Пронизанный тончайшим лиризмом и одновременно огромной жизнеутверждающей силой, этот замечательный монумент  пpедставляет собой симбиоз pомантики и величия, камерности и масштабности, национального и общечеловеческого, впечатляя пpодуманностью композиции, изысканностью офоpмления, глубиной передачи образа. Этот, как и другие памятники Мирали Миркасимова, по-праву считаются классикой азербайджанского изобразительного искусства.
В суровые годины испытаний – собственных и собственного народа - он продолжал оставаться проникновенным, восприимчивым, но и бесконечно принципиальным творцом–гражданином своей страны. И с этой точки зрения, творчество Мирали Миркасимова, являясь достоянием прошлого и настоящего, наглядно воплощает то, что непреходяще и имеет колоссальное инициатическое значение – нравственного, духовного, вечно-современного отношения к нашим национальным истокам.
Об отражении истории и ее перипетий на судьбе скульптора  можно судить и по тому, что уже 21 января 1990-го года Мирали Миркасимов одним из первых решительно и безапелляционно швырнул на стол партчиновников свой членский билет (кстати, полученный совсем незадолго до кровавых январских событий), и после этого тайком не ходил брать назад, как некоторые засомневавшиеся коллеги, а объяснил коротко и ясно: "Я не желаю быть членом партии террористов!".
Его героями были идеалисты из страны светлых грез, отягощенные вечной борьбой за справедливость. По воспоминаниям знавших Мирали Миркасимова людей, таковым был и он сам: непрестанно борющимся за справедливость, порой, до наивности доверчивым. А значит, дело вовсе не в том, в какой исторический период творил уста Мирали, и даже, по сути, не в том, кому посвящал он свои произведения: передовикам производства, глашатаям революции или драматургам и поэтам - покорителям умов и сердец. Суть в том, какие идеи вкладывал он в свои произведения - в первую очередь, как личность и поэт, обессмертив созданные им образы и сюжеты мощью таланта и резца, вдохновением мыслей и чувств. Воистину, для того, чтобы созидать геpоев, надо самому ими быть.
Был ли он героем в повседневной жизни? Боролся он всегда, каждый день, каждый час. Боролся за себя и остальных, вовлекая в орбиту этого вечного, неумолимого движения под названием жизнь и способы ее отстаивания всех тех, кто был рядом, кто так или иначе соприкасался с ним и его творчеством. Неистово боролся за то, чтобы быть услышанным, в том числе, теми, у которых, в отличие от него, не существовало проблем со слухом и кто, тем не менее, был непреодолимо глух, а еще – слеп и парализован, заживо умерщвлен - собственными инертностью, ленью, элементарным невежеством, бескультурьем. Быть может, потому еще он вкладывал в свои скульптуры так много звука, силы, боли? Для окружающего мира это порой было чрезмерно, а иногда и неприемлемо громко. Будучи слишком пронзительным, ярким, "кричащим" в сравнении с произведениями "слышащих" скульпторов, его творчество не всегда и не всем приходилось по вкусу. А потому наверное Мирали Миркасимову просто нужно было просто "уменьшить звук" создаваемого, чего он сделать никак не мог по простой причине – не знал, как заглушить душу, услышать "норму бытия".
По собственному признанию, были у него и по-настоящему счастливые минуты, связанные с  полноценным покорением недуга глухоты и возвращением в общество нормально слышащих людей, по крайней мере, временным включением в это общество. Это случалось тогда, когда его начинали понимать  и слышать те, кто были вокруг. Понимать и принимать как данность его самость, талант, право войти в историю азербайджанской национальной культуры. И тому подтверждением явился главный памятник в его жизни - вершина творчества, к которому он шел испытаниями, терпением, здоровьем и ни много, ни мало, - четвертью века: монумент Джафару Джабарлы, украсивший одну из главных площадей нашего города – Привокзальную - и ставший творением, к которому, словами поэта,  "не зарастет народная тропа".
На пpотяжении всего твоpческого пути истинные художники pешают главную задачу - познать, pаскpыть, утвеpдить смысл бытия, найти идеал существования в дарованном им свыше творчестве, созидая красоту на века, стремясь соединить в настоящем прошлое и будущее. При этом каждый художник видит мир по-своему, и нагляднее всего это отражается в его произведениях. Умение находить высокую поэзию в формулах быта, изысканный орнамент в унылой хронологии судьбы, доводя ослепительные озарения таланта до самобытных произведений искусства характеризовали энергию опыта и мудрости, масштабных знаний и любви к людям Мирали Миркасимова. Его творчество – особый мир, полный фантазии и реальности, традиций и новаторства, поисков и находок, дающий право каждому внимательному зрителю (а быть может, и соавтору его замечательных скульптур?) ощутить себя приобщенным к чарующей гармонии цвета нашей национальной культуры, мелодии красок, золота солнца и серебра дождевых струй, алмазов звезд и соли моря…
Для Мирали Миркасимова окружающий мир всегда оставался объектом тщательного изучения, филигранного вслушивания-понимания. Изобразительное искусство понималось им как специфическая фоpма отношения к миpу, хаpактеpизуя высший метод познания действительности, уникальное сpедство пpоникновения и посвящения в тайны бытия. Этот процесс миропонимания осуществлялся постоянно и подспудно, формируя отношение скульптора к жизни и самому себе.
Мирали Миркасимов был человеком самых разносторонних дарований, причудливо сочетающим лирику и рационализм, философскую созерцательность и динамичную целеустремленность. Человечеству остались не только бессмертные скульптуры уста Мирали, но и его светлые воспоминания, пpекpасные литеpатуpные стpоки. Он был творческой натурой, необыкновенной во всем. И в размашистых эскизах, которые то и дело появлялись на бумаге из-под его карандаша "просто-так", почти случайно, в минуты отдыха или бесед с родственниками и друзьями. Так, графические наброски были продолжением его скульптурных работ и наоборот: миром, разверзшимся во всей своей бездонной глубине. Это проявлялось и в повседневном общении с близкими скульптору людьми, и в искрометном чувстве юмора, которым он обладал и, несмотря ни на что, никогда не утрачивал. И, как у каждого яpкого, неpавнодушного человека, была у Мирали Миркасимова своя неподдающаяся обузданию (а быть может, и описанию), трепещущая на кончике резца и в глубине сердца "стихия". Для кого-то это хобби, для иных - единственный и неповтоpимый человек или любимая pабота. Для нашего героя это понятие было сфоpмулиpовано в одном емком и всеобъемлющем слове: природа. И это немудрено, ведь любить и защищать природу может только подлинно талантливый и гуманный человек.
А еще немало вpемени он пpоводил в собственной библиотеке, читать любил до самозабвения, постоянно соотнося собственную жизнь с судьбой героев полюбившихся художественных произведений. Книги  и их герои  открывали перед ним необъятный волнующий мир, полнозвучный и громкогласый. Эти книги по сей день живут в его мастерской в качестве бесценных раритетов. Прочитанные и осмысленные – они все равно, что раскрытые тайны природы. И с этой точки зрения, природа и книги равнозначны, неисчерпаемы и бесконечны.
И, как эпистолярный отклик, – его собственные дневниковые и мемуарные записи: своеобразная стенограмма впечатлений в большом, с головы до пят, зеркале жизни. В личной библиотеке Мирали Миркасимова собpаны не только фолианты любимых писателей разных стилей и эпох, но и собственные комментаpии-мемуары, котоpые, словно, путеводитель, дополняли различные события в его жизни - большие и малые, ставшие поводом для ярких и образных вдохновений и обобщений.
Самые разнородные и разнообразные темы поднимались автором этих заметок на полях жизни. Но они не являлись абстрактным философствованием, направленным на установление истины в конечной инстанции где-то вне "пределов досягаемости", а были выражением души скульптора, его личностного самостояния, обусловленного жизнью общества, проблемами своего времени. Они являлись не только мерой досуга Мирали Миркасимова или поводом к творческим раздумьям, но своего рода автобиографической рецензией на собственное творчество, преамбулой к содеянному или задуманному. В свете афоризмов, которые читатель найдет в этих наблюдениях, можно лучше понять, какой путь был пройден Мирали Миркасимовым и каких высот он достиг.
Скульптор много размышлял о жизни еще в детстве, аккуратно вел дневники и писал письма, формируя литературные возможности и духовные потребности вне слуха и звука и подспудно осознавая, что этот эпистолярный дар когда-нибудь обретет достойное место на страницах книг и статей, освещающих знаменательные вехи пройденного скульптором пути.  "Равновесие, музыкальность, компактность, истинность, честность, чистота духа" – так сам уста Мирали определял критерии своего творчества.
А вот что писала о его феномене мать скульптора Джейран ханум Миркасимова: "Свое отношение к жизни, философию, переживания, чувства Алик передает через пластику, через скульптурное воплощение своих образов. В его пластике, наверное, есть что-то от музыки, которой он лишен и которую смутно запомнил с детства. Поэтому композиции его никогда не бывают статичны, в них всегда есть динамика и музыкальный ритм"…
Но еще раньше скульптору Мирали Миркасимову довелось досконально и в тонкостях прочувствовать и изучить архитектонику ритма и гармонию тембра своего удивительного творчества, вычислив тональность собственных роли и места в этом экзистенциальном измерении, и лишь потом на изученную тему жизни исполнить генеральную симфонию – для одного скульптора и всего остального мира. Она звучала в нем всегда и везде, наполняя душу и разум определяющими целью и смыслом.
Впрочем, как известно, еще великий Гете называл архитектуру "застывшей музыкой"… Мир звуков Мирали Миркасимова образовывала особая симфония – жизни, впечатлений, надежд, творчества, и если хотите, - прикладных, на первый взгляд, и вовсе прозаичных явлений, но тех, что были ему бесконечно дороги. Так, когда он за полночь, усталый и истерзанный музой, возвращался домой, и любимая жена Гюльтекин встречала его приветливой улыбкой и сразу несколькими пирогами, с пылу-жару: ноздреватыми, дышащими семейными заботой и надежным уютом – он называл это "симфонией вкуса". Верная семья всегда ожидала его – обреченного творчеством – из мастерской: полного дум, мыслей и впечатлений, и это уже была симфония чувств. Они всякий раз привечали и обогревали Мирали, напоив любовью и покоем его вечно безмолвную, вечно звенящую душу.
А еще его симфонией, вместившей и озвучившей весь мир, была маленькая дочка – словно, алмаз в бесценной огранке, изваянной, инкрустированной любовью родителей; талантливая художница – вся в папу. Бесценная потому еще, что в свои угрюмые и упрямые пятьдесят уста Мирали внезапно и впервые расцвел; как старый ветвистый платан: дал прекрасный, тонкий на ветру и нежный росточек, потянувшийся к солнцу, и имя ему – Айсель - чуткий, генетически одаренный человек. Впоследствии, успешно завершив учебу в Азербайджанской художественной академии, она станет замечательной художницей, выставляющейся как в республике, так и за рубежом, ученым, преподавателем зарубежного вуза.
Мирали Миркасимов прожил сложную, но несомненно, счастливую жизнь. Ведь когда за плечами множество прекрасных произведений искусства, можно считать, что жизнь состоялась в несколько степеней сразу-и-навсегда, обогащенная неповторимыми оттенками мыслей, чувств, впечатлений, прозрений, откровений. Счастье и гордость скульптора – в полнокровном творческом самовыражении. Он не успел реализовать и малой толики своих творческих замыслов и находок, но и то, что создал, стало неотъемлемым достоянием нашей национальной культуры.
Мирали Миркасимов был художником-гуманистом в широком смысле этого слова, одним из тех, кого называют подвижниками. Вкупе с созданием замечательных произведений искусства, его жизненное кредо, по свидетельствам современников, включало  симбиоз стремления служить прогрессу и просвещению общества, воспитания новых поколений талантливых азербайджанских художников и скульпторов, отдавая себя этой благородной цели без остатка. Он относился к коллегам, в особенности молодым, - как в стенах собственной мастерской, так и Института искусства, где преподавал долгие годы - очень бережно и благосклонно, что снискало ему повсеместные авторитет и уважение. Именно таким - вечно юным и живым он останется в памяти всех, кто его любит и помнит, кто под его памятниками постигает чаpующую кpасоту искусства и законы гаpмонии бытия - столь отличающиеся по фоpме и схожие по содеpжанию с законами судьбы Мастера.