Ислам Садых
ТЮРКСКОЕ ЭПОСНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ШУМЕРСКИЕ ДАСТАНЫ
Тюркское эпосное творчество имеет очень древнюю историю. Для того, чтобы создать такой совершенный, неповторимый, зрелый эпос, как «Китаби-Деде Горгуд», требовались опыт и традиции многих тысячелетий дастанного творчества. И поэтому уверенно можно утверждать, что эпосное творчество достигло нынешнего уровня, развиваясь на базе богатейшего опыта и традиций. Тюрки создали десятки дастанов до «Китаби-Деде Горгуд». Но и эти дастаны не являются началом эпосного творчества. Знакомство с шумерским фольклором и литературой раскрыло суть некоторых темных и неизученных моментов. Выясняется, что тюркское эпосное творчество берет свое начало из шумерского фольклора. Это подтверждается достаточно убедительными фактами из эпосов «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу». Между шумерскими героическими эпосами и тюркскими эпосами «Огуз Каган», «Манас», «Китаби-Деде Горгуд», «Кёроглу» и другими явно прослеживается схожесть формы, содержания, а также идейная и сюжетная аналогия. Кроме того, очень много однотипных характерных элементов мы находим и в художественных и изобразительных средствах, в тонкостях поэтического стиля. Прежде всего, все героические шумерские эпосы написаны в поэтическом жанре. Впоследствии эта традиция была успешно продолжена в тюркском эпосном творчестве. Большинство огузнаме состоят именно из стихов. В великом тюркском эпосе «Манас», состоящем из 400 тысяч строк, нет прозы. В эпосах «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу» эта традиция переходит в качественно новый этап – поэзия и проза, чередуясь, образуют синтез высокого уровня.
В книге Э.Алибейзаде «Первоисточники тюркско-азербайджанской художественной мысли» (2007 г.), достаточно удачно прослежена параллель между дастанами «Билгамыс» и «Китаби-Деде Горгуд», проведен сравнительный анализ, в результате которого автор приходит к интересным выводам. Но это – тема отдельного большого исследования. В указанной книге еще много незатронутых проблем, неизученных аналогий. Есть насущная необходимость в более объемном, всестороннем анализе ряда проблем, которые компактно, вернее, в тезисной форме затронуты Э.Алибейзаде.
Все мифологические пласты еще мало изученного в Азербайджане дастана «Огуз Каган» очень созвучны Пантеону шумерских божеств и мифологическим текстам. Идея божественности, связи со Всевышним, веры в божественное начало, величия Всевышнего, его первозданности очень ясно прослеживается в дастане «Огуз Каган». Из хранящейся в Парижской Национальной библиотеке единственной рукописи дастана «Огуз Каган», увидевшего свет задолго до нашей эры и написанного уйгурскими буквами. на пра-языке тюрок-огузов, выясняется, что «рядом с Огуз Каганом находился опытный человек с седой бородой и большой черной шевелюрой. Он был подлинной личностью, министром Огуз Кагана. Звали его Улуг Тюрюк». Обратите внимание: Улуг Тюрюк! Как совершенно верно утверждает Магеррам Эргин, подготовивший книгу к изданию, «Улуг Тюрюк означает Улу Тюрк». Слово «Улу» у шумеров было синонимом слова «Всевышний», писалось как «ил», «илу», «улу». И сегодня в азербайджанском языке слово «Танры» («Всевышний») используется вместе с эпитетом «улу».
Общность, аналогия имени Улуг Тюрюк в дастане «Огуз Каган» и имени Всевышнего Турук/Тюрк в шумерском Пантеоне бесспорна, и эта связь обусловливает необходимость поиска истоков истории тюркского этнонима в более древних временах. Божественное происхождение Огуз Кагана также свидетельствует о том, что эти поиски небеспочвенны. Например, имена сыновей Огуз Кагана – Ай-хан, Гюн-хан, Улдуз-хан, Дениз-хан, Даг-хан и Гёй-хан (соответственно – Луна, Солнце, Звезда, Море, Гора и Небо – прим. ред.) напрямую указывает на связь дастана с шумерским Пантеоном божеств. Как известно, в шумерском Пантеоне и Луна, и Солнце – это божества. Известно, что и первые хаганы/ханы были божествами. И отсюда эпитет «хан» в именах сыновей Огуз Кагана. Гёй – имя первого божества – Аба. Слово «Аб» затем было заменено словом «гёй», и так зародилось Небесное божество. Первое божество Аб потом стало Небесным божеством. Изначальное название Каспийского моря – море Абсу-Гёй (Вода-Небо, по-фарсидски «аб» – вода. – прим. ред.), Небесное море.
Есть и другие мотивы, связывающие дастан «Огуз Каган» с шумерским Пантеоном божеств. В конце дастана Огуз Каган говорит сыновьям: «Я вернул (свой долг) Гёк Танры». В дастане упоминаются имена Улуг Тюрюк-бек, Улуг Орду-бек. Имя Гёк Танры наглядно свидетельствует о правомерности высказанной выше мысли. О многом говорят и другие факты.
Первый и единственный переводчик дастана «Билгамыс» на азербайджанский язык Исмаил Велиев проследил подобную схожесть, созвучность, сюжетную, идейную, изобразительную аналогию, переданную на уровне генетической памяти, и особо подчеркивал научную значимость их изучения: «В большинстве шумерских дастанов и песен встречается много сюжетов, мыслей, художественных высказываний, сравнений и т.д., очень близких азербайджанскому фольклору, сказкам и легендам». Между дастаном «Билгамыс», «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу» есть весьма существенные связующие нити. И даже в современном азербайджанском языке встречаются корни многих имен и фамилий., берущие начало в шумерском. Разумеется, чем шире будет круг исследований, тем больше будет и научных откровений, сюрпризов. В настоящее время очень большое общественное, литературное, научное значение имеет перевод древнешумерских, аккадских литературных текстов на азербайджанский язык. И если в будущем это доброе начинание будет продолжено, развитие азербайджанской литературы выйдет на качественно новый уровень.
Первая глава «Китаби-Деде Горгуд» – это глава «Дирся-хан оглу Бугадж». Здесь повествуется о том, как Бугадж борется с быком Байандыр-хана и, повалив, убивает его. Именно после этого Деде Горгуд назвал сына Дирся-хана Бугадж.
Сцена столкновения дикого быка и человека вновь встречается в части эпоса, называемой «Гантуралы – сын Ганлы Годжа». Гантуралы прибывает к Такуру, чтобы жениться на его дочери Сельджан-хатун. Такур ставит условие: желающий жениться на его дочери смельчак должен убить дикого быка, льва и разъяренного верблюда. Условие очень тяжелое, не каждый герой решиться на это, но и Сельджан-хатун – красавица, отказаться от нее не к лицу огузскому герою:
Сельджан-хатун в желтом одеянии смотрит из шатра,
На кого взглянет, тот сгорит от любви.
Гантуралы пылает любовью, у него нет чувства страха перед быком, львом, верблюдом. На него напускают быка. Сначала он бьет быка кулаком в лоб. Вдруг в голову приходит такая мысль: «Мудрецы с умом правили этим миром!». И он поступает разумно: «Сзади подошел к быку. Бык встал на рога. Он трижды закрутил его хвост. Хрустнули кости. Он прижал быка, схватил за шею, ножом полоснул по шкуре, мясо бросил на арену, а шкуру разложил перед Такуром».
Если в первом случае столкновение Бугаджа с быком – случайность, во втором случае Гантуралы, чтобы осуществить свою мечту, добиться своей любимой, должен убить именно быка, льва и разъяренного верблюда. Здесь суть мотива борьбы с быком еще более углублена, в ней в еще большей степени превалируют жизненные начала. Коль скоро ты герой, если ты отважен и смел – убей быка. Соединись с любимой, получи Сельджан-хатун!
В действиях Гантуралы есть некая тонкость тюркского национального характера. Когда отец ставит ему условия, чтобы он мог добиться своей возлюбленной Сельджан-хатун, он говорит: «Баба, ты не должен был говорить мне это. Но сказал. Конечно, если я пойму. Это должно стать уроком мне».
Что мы знаем об истории мотива борьбы героя с диким быком? Откуда этот мотив берет начало? Эти вопросы волнуют горгудоведов, но так и остаются без ответа. Эту же сцену мы наблюдаем и в шумерском героическом дастане «Билгамыс». Шумерское божество любви, продолжения рода и плодородия Инанна/Иштар любит царя города Урук – героя Билгамыса, хочет выйти за него замуж, но получает отказ. Разгневанная Инанна/Иштар взлетает в небеса, жалуется своему отцу Ану и просит его сотворить быка, чтобы тот убил Билгамыса:
Иштар уста открыла и молвит,
Ану, отцу своему, вещает:
Отец, быка создай мне, пусть убьет Билгамыса,
За обиду Билгамыс поплатиться должен!
Божественный Ан (в дастане Инанна/Иштар обращается к Ану как к отцу. И поэтому многие приходят к выводу, что Инанна/Иштар – дочь Ана. Но по сути дела Инанна/Иштар внучка Ана, она – дочь божества Луны Наннара) исполняет желание Инанны/Иштар, создает быка и отдает ей.
Сила, устрашающая мощь быка убедительно переданы словами о том, что «он способен семью глотками осушить воды Евфрата, дыханьем вырыть семь ям в земле и в каждую из них падут сто героев Урука». Бык Байандыр-хана не устрашил Бугаджа, бык Инанны/Иштар – Билгамыса и его друга Энкиду, бык Такура – Гантуралы. Билгамыс с Энкиду убили быка кинжалами, а Бугадж и Гантуралы обезглавили быка ножом. В шумерском дастане одного быка убивают два героя – Билгамыс и Энкиду, в огузском дастане каждого быка убивает один герой – Бугадж и Гантуралы. Почему? Потому что бык в шумерском дастане – посланник небес, его создал божественный Ан. А бык Байандыр-хана и Такура – земной. Значит, первый бык более сильный, устрашающий. Смысл этого мотива в обоих дастанах заключается в том, что счеловеку покоряются даже самые мощные природные силы. Отсюда вытекает, что Бугадж и Гантуралы из «Китаби-Деде-Горгуд» – «внуки» Билгамыса и Энкиду из «Билгамыса». Все четыре образа – это образы положительных героев. Сравнивая эти мотивы, Э.Алибейзаде совершенно справедливо отмечает: «Подобная схожесть не случайна, она вытекает из первоисточника. Это – продолжение духовной нити или литературное заимствование, выдержка из дастана «Билгамыс». Правильный и удачный в научном плане вывод. Еще более конкретизируя его, можно сказать, что оба произведения были продуктом художественного творчества единого этнического мышления и, тысячелетиями существуя в генетической памяти народа, передаваясь из поколения в поколение, дошли до нас.
Один из самых запоминающихся сюжетов, перешедших из «Билгамыса» в «Китаби-Деде Горгуд», связан с Тепегёзом. У нас достаточно знаний об этом образе. Однако о чудовище Хумбаба знают только те, кто знаком с дастаном «Билгамыс». Хумбаба – буквально предок Тепегёза. Оба они – злые, темные призраки, враги людей и человечества, пагубная сила.
Со дня своего рождения человек жил и живет на лоне природы. А природа богата многими разновидностями живых существ. К ним относятся и Хумбаба, и Тепегёз. Они сотворены для того, чтобы у человека всегда сохранялся обостренный боевой дух, чтобы он поверил в свои силы, высшее предназначение, был избавлен от чувства страха, испуга. И в «Билгамысе», и в «Китаби-Деде Горгуд» борьба с темными силами природы начинается со сцены убийства быка. В обоих эпосах дикого, разъяренного быка убивают герои. Затем на сцене появляются еще более страшные и грозные Хумбаба и Тепегёз. До Билгамыса ни у кого не было сил и отваги убить Хумбаба. Если бы не появился Басат, Тепегёз уничтожил бы огузов. В обоих эпосах человек одержал победу над самыми темными, страшными творениями природы благодаря своему уму и силе.
Подобие Хумбаба и Тепегёза наблюдаем и в уйгурской версии «Огузнаме». Здесь речь идет о бегемоте, поедающем людей и коней. Бегемот живет в лесу. Это сближает его с образом Хумбаба, а то, что он поедает людей, – с образом Тепегёза. Можно даже проследить последовательность этих трех образов: Хумбаба – Бегемот – Тепегёза.
Бегемот изображен так: «В этом лесу был большой бегемот, поедал коней, людей. Он был омерзительным животным. Возложил тяжелый груз, непомерную ношу на людей. Огуз Каган был смелым. Он решил начать охоту на этого бегемота».
Все три мотива схожи, идентичны, генеалогически связаны между собой. Огуз, убив Бегемота, Билгамыс и Энкиду – Хумбаба, Басат – Тепегёза, спасли мир, человечество, показали, что эти страшные темные силы бессильны перед человеком.
Хумбаба убивают Билгамыс и Энкиду, Тепегёза – Басат. Но Энкиду и Басата связывает не только это. Между ними существует более значимая связь. И это не следует упускать из виду, говоря о схожести эпосов «Билгамыс» и «Китаби-Деде Горгуд».
Энкиду живет в степи вместе с дикими животными. Хотя он человек, но «сосал вымя животных, пил их молоко». И поэтому не расстается с ними, даже оберегает их от охотников. Его приручила женщина по имени Шамхат, научила есть хлеб, пить вино, потом он подружился с Билгамысом.
Басат тоже пил молоко львицы. И он раньше жил вместе с дикими животными.
Беки садятся на коней, прибывают к лежбищу льва. Подняв его, берут мальчика, Аруз приносит его домой. Празднуют, едят, пьют. Но мальчик не остался, сбежал, вернулся ко льву. Привели его обратно. Пришел Горгуд, сказал: «Сынок! Ты – человек, ты не можешь быть ровней животному, говорить с ним! Научись скакать на коне, общаться со смельчаками». Сказал: «Старшего брата зовут Гыйан Селджуд. Пусть твое имя будет Басат. Я дал тебе имя, Аллах даст тебе годы».
Сюжеты «Билгамыса» и «Китаби-Деде Горгуд» прекрасно выстроены и динамично развиваются. Противостояние Энкиду и Басата с Хумбаба и Тепегёзом заранее продумано, оба они питались молоком львицы. Иначе они не могли бы победить такую страшную природную силу, как Хумбаба и Тепегёз, которых не берут ни стрелы, ни меч. Сказанное свидетельствует о том, что оба образа генеалогическими корнями, этносоциальными нитями связаны друг с другом. Для времени Билгамыса характерен образ Хумбаба, а для периода Деде Горгуда – образ Тепегёза. Временная отдаленность между ними превратила в памяти народной образ Хумбаба в образ Тепегёза. В эпосе же «Кёроглу» ничего такого нет, так как здесь сюжет развивается таким образом, события происходят в такое время и в таком пространстве, что нет необходимости в подобных образах.
Такая схожесть образов главных героев позволила профессору Исмаилу Велиеву высказать следующую мысль: «Билгамыс с трудом достает цветок жизни, но сам не ест его. Поступает как подлинный герой и решает отвезти его своим горожанам. Но по пути внезапно цветок крадет змея, меняет свою кожу, молодеет, приобщается к вечной жизни. И здесь судьба Билгамыса сближается с судьбой Деде Горгуда. Бессмертный Деде Горгуд становится жертвой змеи».
Как видно из прослеженных выше параллелей, у Билгамыса и Деде Горгуда много общего. А поиски Билгамысом вечной жизни, бессмертия позволяют сопоставлять его с Дели Домрулом. В эпосе «Китаби-Деде Горгуд» Дели Домрул не хочет смириться со смертью, отдать душу ангелу смерти. И даже хочет, обнажив меч, убить его. Но, что бы он ни делал, не может избежать смерти, вырваться из рук ангела смерти. Именно в этом и схожесть судеб Дели Домрула и Билгамыса. Дели Домрулу отпущено сто сорок лет жизни, Билгамыс царствовал сто двадцать шесть лет.Этих двух героев сближает и то, что оба в трудную минуту обращаются к Всевышнему, просят у него помощи. Отправляясь вместе с Энкиду убивать Хумбаба, Билгамыс призывает на помощь бога Солнца Уту/ Шамаша. Шамаш услышал его и помог. И Дели Домрул взывает ко Всевышнему и просит у него жизни. И Бог услышал его и выполнил просьбу.В эпосе «Кёроглу» тоже много сцен, где просят помощи у Бога. Строки «Попрошу у Бога богатства», «Боже, попал я в беду, помоги мне, помоги!» напоминают о схожести сцен «Китаби-Деде Горгуд» и сцен о шумерских героях, они как бы перекликаются друг с другом.
В тюркском фольклоре, мифологии образ волка занимает особое место. Явно прослеживается особое отношение к этому образу в эпосах «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу». Сейчас выясняется, что корни такого почитания кроятся в «Билгамысе». В «Китаби-Деде Горгуд» много таких строк, как «Лик волка благословен», «Молодому волку подобны мои герои», в «Кёроглу» – «Каким бы несчастным и отверженным я ни был, зовут меня волк, зовут меня волк», «Я Волк – сын Кёроглу», и нам знакомы эти строки. Оба эпоса – творения тюркского поэтического мышления. И здесь образ волка – удачное средство художественного воплощения тюркского характера, сравнения с ним.
В дастане «Билгамыс» есть интересная сцена, связанная с образом волка. Энкиду прибывает в Урук, начинает жить как человек:
Умастился елеем, уподобился людям,
Одеждой оделся, стал похож на мужа.
Оружие взял, сражался со львами –
Пастухи покоились ночью.
Волков укрощал он и львов побеждал он –
Великие пастыри спели:
Энкиду – их стража, муж неусыпный.
Здесь следует обратить внимание на следующее: «Энкиду бьется со львами», «побеждает львов», но «находит общий язык с волками». Именно этот момент и представляет для нас особый интерес. Слова «находит общий язык с волками» явно свидетельствуют о том, что и в Шумере к волкам относились с особым почтением, любовью. Волк – тотем тюрков. Образ волка в эпосах «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу» – это именно тюркский тотем. Выясняется, что проявление любви, привязанности к волку в «Билгамысе» тоже неслучайно. Значит, все три эпоса – «Билгамыс», «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу» – основаны на этнически общих чувствах и идеях, положительные образы этих эпосов зашифрованы одинаковыми этногенетическими кодами. Об этом свидетельствуют и другие параллели.
В представлении тюрков все естественное, все, что есть в природе, – все это живое. И горы, и камни, и деревья рождают себе подобных, продолжают себя. В этом плане особый интерес представляет образ горы в тюркской мифологии и фольклоре. В «Китаби-Деде Горгуд» несколько раз встречаются сцены обращения к горе, разговора с ней и даже проклятья:
Гора Газлыг, текут твои воды,
Не текли бы они изначально!
Всходят твои травы, гора Газлыг,
Лучше бы не всходили!
(подстрочный перевод Н.М.)
Увидев своего сына раненым (в отрывке о Бугадже – сыне Дирся-хана), мать проклинает горы, считая их виновными. Здесь интерес представляет не проклятье, а обращение к горе, разговор с горой, вопросы к ней. Подобную сцену наблюдаем и в эпосе «Кёроглу»:
Прокляну, и посыплются камни твои,
Не сможешь очнуться от буранов.
Посыплются камни, останется лишь падаль,
Горы, что вы сделали с Эйвазом?
(подстрочный перевод Н.М.)
Тот же мотив, те же чувства, мысли! То же отношение к горам! Последние слова Нигяр-ханум тесно перекликаются с первыми словами матери Бугаджа. Тоска по сыну, крик сердца матери в обоих эпизодах сливаются воедино. Обе матери говорят с горой, спрашивают у гор о своих сыновьях, обвиняют, проклинают горы.
Сцен, связанных с горами, много и в «Китаби-Деде Горгуд», и в «Кёроглу». Во всех этих сценах горы представлены как живые существа, люди считают гору своим другом, братом, соратником. Прекрасным примером может служить редифли гошма «Даглар» («Горы») из эпоса «Кёроглу». Достаточно вспомнить строки – «мои друзья горы», «мои братья горы», «мои соратники горы» и т.д.
Такое братское, дружеское отношение к горам имеет очень древние корни. Впервые мы наблюдаем подобное отношение в шумерском фольклоре. И там к горам обращаются как к живым существам, герои беседуют с ними, советуются. В IV сцене дастана «Билгамыс», взойдя на гору, Билгамыс разговаривает с ней:
Взошел на гору Билгамыс, огляделся вокруг.
Сказал: «Прошу у тебя, гора, доброго сна!»
Гора услышала Билгамыса, он уснул и увидел сон. В маленькой картине, не считая утерянных отрывков, трижды повторяются сцены обращения к горе и сна Билгамыса. И каждый раз увиденный им сон трактуется как добрый, так как гора – это положительный образ, опора, друг и брат людей. И сон, который подарен другом, братом, не может быть плохим.
Изучавшие образ горы не уделяли должного внимания тому, откуда и как в мифической памяти тюрков зародилось представление о священном образе горы, его древней высочайшей сути. Согласно шумерскому мифу, судно Утнапиштина (Ной) в бурю остановилось у горы Нисир, гора спасла людей. И поэтому образ горы стал священным в памяти тюрков, был и остается образом величия.
Из эпоса нам известно, что Мисри (меч Кероглу) выточен из камня, упавшего с небес. Этот камень – частица молнии, и поэтому меч этот необычный, разрубает надвое все, к чему прикасается, ничто не устоит перед ним. Мотив «упавшего с небес камня» встречается и в дастане «Билгамыс». Отец охотника так представляет Билгамыса:
Тот, что средь мужей, как небесные звезды,
Что упал на тебя, словно воин Ану…
Сын мой, живет Билгамыс в Уруке,
Нет никого его сильнее:
Во всей стране велика его сила,
Как у воинства Ану, крепки его силы!
Здесь уподобление упавшему с неба камню как бы отображает силу рук Билгамыса, его неординарность. Такие образные выражения встречаются в словах матери Билгамыса Нинсун, когда она описывает Энкиду:
Человек – тот топор, который ты видел,
Словно к жене, к нему прилипнешь ты,
Это сильный товарищ, спаситель друга,
Во всей стране велика его сила...
Билгамыс видит во сне, что на него с неба падает камень. В другом сне видит на земле топор, упавший с неба.
Боевой меч правителя Урука Лугалбанды тоже выкован из металла, упавшего с неба. Согласно некоторым мифам, Лугалбанды – отец Билгамыса. До сих пор найдены две героические поэмы о Лугалбанды. В одной из них так говорится о мече Лугалбанды:
Его топор боевой, чей металл сверкающий –
железо небесное.
Что в белых горах был выменян.
Топор Лугалбанды, как и меч Кероглу, сделан из упавшего с неба металла, излучает свет. И, значит, можно сказать, что долгие годы образ топора сохранялся в мифической памяти народа и превратился в меч Мисри. Суть и смысл этого мотива заключается в том, что упавший с неба камень, сделанные из него топор и меч – это символы победы; тот, в чьих руках они находятся, становится непобедимым, потому что в упавшем с небес камне есть дух Всевышнего, все, что прибыло от Всевышнего, – это диво, чудо, таинство, пронизано светом и несет добро.
История героизма – древняя, как и история народа. Бытие народа начинается с того же времени, что и его героизм. Говоря «героизм», порой неправильно трактуют смысл этого понятия. В основе героических действий, которые встречаются во всех тюркских поэтических образах, лежат такие священные вечные человеческие чувства, понятия, как любовь к родине и народу, к родной земле, стремление защищать отчизну. И только взлелеянные этими чувствами мужественные действия и поступки называются героизмом. И поэтому Деде Горгуд говорил: «Если не защищаешь землю – не возделывай ее, не возделываешь ее – не защищай».
Английский ученый Х. Мунрон делил историю человечества на три периода: первый эпоха греческого героизма, к концу второго тысячелетия до нашей эры; второй – период индуистского героизма, сформировавшийся спустя двести лет после греков; третий – период героизма, сложившийся в Западной Европе между IV –VI в.в. нашей эры. Как видим, эта классификация Мунрона очень условна.Здесь даже не упоминаются народы Азии, Африки, Америки. Намеренно умалчивается богатая тюркская героическая история. А о героической истории шумеров попросту забыли. С.Крамер пишет в связи с этим: «Шумерские героические повествования, приведенные в этом и предыдущих разделах, открывают новый героический период в мировой истории и истории литературы. Этот период, соотносимый с началом третьего тысячелетия до н.э., называют эрой шумерского героизма. Это более чем на 1500 лет ранее древнейшего греческого периода, в них очень схожи культурные параллели».
В истории нет народа, создавшего так много героических эпосов, как тюрки. Каждый из них – это художественное воплощение великих героических страниц истории этого народа. С.Крамер верно отмечает, что история героизма всех народов очень схожа, потому что у них одинаковое начало, истоки: героическая история шумеров и дастаны!
Основа, суть, образно говоря, кровь тюркских героических дастанов также связаны с шумерами. Об этом наглядно свидетельствует схожесть эпосов «Огуз Каган», «Манас», «Китаби-Деде Горгуд», «Кёроглу» и шумерских героических дастанов.
К настоящему времени найдены девять героических дастанов, запечатленных клинописью на шумерских глиняных табличках. Из них два рассказывают о героизме Энмеркара («Энмеркар и правитель Аратта», «Стены, возвышающиеся в лазурном свете»), два – о героизме Лугалбанды («Лугалбанда и Энмеркар», «Лугалбанда и гора Хиррум»), пять – о героизме Билгамыса («Билгамыс и Ага», дастан «Билгамыс», «Билгамыс, Энкиду и подземный мир», «Билгамыс и страна бессмертных», «Билгамыс и Хумбаба»). В героических дастанах особенно явно прослеживаются два мотива. Первый мотив – героизм, проявленный в борьбе против темных, страшных сил природы. Именно в силу этого героизма Басат из «Китаби-Деде Горгуд» убивает Тепегёза, Билгамыс и Энкиду – Хумбаба в дастане «Билгамыс и Хумбаба». Второй мотив – героизм, проявленный при защите родины, в борьбе за то, чтобы родной народ и родная земля не попали под иго чужеземцев.
Большинство шумерских дастанов повествуют именно о героизме, проявленном в борьбе за родину, за родную землю и народ. Правитель города Киш Ага, правитель Аратты Энсакушсиранна решают покорить Урук и тем самым приумножить свою славу, гордиться и бахвалиться своей победой. Но Энмеркар, Лугалбанда и Билгамыс категорически не могут примириться с тем, что Урук будет под чьим-то игом. И берегут Урук как зеницу ока. Наши поэты, мастера игры на сазе с высоким художественным вкусом и вдохновением увековечили и донесли до народа, как огузские герои любили и защищали родной Огуз, повстанцы Кёроглу не жалели жизни, готовы были отдать ее за каждую пядь родной земли, за каждый камень Чанлибеля. И они, эти поэты-сазисты, – прямые потомки, наследники шумерских поэтов. Поэты Шумера всем сердцем любили своих героев, сложили прекрасные песни об их отваге и мужестве. Эта традиция нашла прекрасное продолжение в эпосах «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу». Из всех своих героев шумерские поэты больше всего любили Билгамыса, не уставали гордиться и возносить его героические поступки. Об этом свидетельствует и тот факт, что пять из девяти найденных до сих пор шумерских героических дастанов повествуют о Билгамысе.
Героизм высоко ценился во все времена, родина любила и почитала своих героев. Одной из ведущих сюжетных линий всех поэтических творений является любовь девушек к героям, желание выйти за них замуж. В «Китаби-Деде Горгуд» девушки в первую очередь выбирают героев, смельчаков, зачастую сами подвергают их испытанию. Прекрасным примером этому служат сцены скачек сына Байбура-бека Бамсы Бейрака и дочери Байбеджан-бека Банучичек, их состязания в стрельбе из лука. Бамсы Бейрак девушку обогнал, прострелил ее стрелу, потом повалил ее на землю, трижды поцеловал, раз укусил и, сняв с пальца кольцо, надел ей на палец. В эпосе «Кёроглу» дочери хана, бека, паши, султана безумно влюбляются в смелых, мужественных, героических юношей. Они предпочитают стать невестами в краю мужества и героизма Чанлибеле, чем в помпезных дворцах. Увидев героев Чанлибеля или услышав их имена, Нигяр, Мяхбуб, Телли, Хуру, Ругия-ханум без памяти влюбляются в них, сопереживают им. В основе этой любви – мужество, смелость, героизм. Тот же мотив наблюдается и в шумерских героических и любовных песнях. Увидев Билгамыса, Инанна/Иштар сразу же влюбилась в него, не скрывает свою любовь, откровенно говорит:
Как венчал Билгамыс себя тиарой, –
На красоту Билгамыса подняла очи
Государыня Иштар:
Давай, Билгамыс, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!
Ты будешь мужем, я буду женою!
Разумеется, Билгамыс был шахом Урука. Но Инанна/Иштар не могла полюбить его из-за того, что он шах, ведь она сама была божеством. Значит, в основе этой любви – не жажда власти, славы, богатства. Билгамыс – герой, смелый, отважный человек. К тому же, герои бывают рослыми, видными, привлекательными. И Инанна/Иштар именно поэтому полюбила его.
Такая любовь всегда запоминается как своей чистотой, так и проявлением подлинных высоких чувств. Героизм – не только физическая способность, черта характера человека, но и его духовное качество. И это качество формируется душой, сердцем, кровью человека. И так как подобная любовь тоже замешана на духовности, на сердечной близости, она – вечна, бессмертна и непоколебима.
Во всех этих проявлениях любви, о которой повествуется в «Билгамысе», «Китаби-Деде Горгуд» и «Кёроглу», есть этногенетическая схожесть, какое-то связующее начало.
В мифологии всех народов есть священные, успешные, почитаемые цифры. Для тюрков особо значимыми являются цифры три, семь, сорок, так как над ними есть священная печать, священный знак. Э.Алибейзаде провел сравнительное сопоставление цифр три и семь в «Билгамысе» и «Китаби-Деде Горгуд». Нет необходимости повторять его. Но есть настоятельная необходимость в разъяснениях в связи с цифрами три, семь и сорок. В частности, знаем ли мы, в чем священные истоки цифр три и семь? В книге «Счетная символика в фольклоре» профессор Б.Абдулла сделал интересный анализ, связанный со священными цифрами, исследовав основные фольклорные жанры, привел сравнительные данные, однако здесь вновь не раскрыты причины подобного священного статуса этих цифр.
Число три – тренога, она не может стоять на двух опорах. Сама тренога – символ семьи, опоры – символы членов семьи. Две опоры – это отец и мать, третья – дети. Семья без детей, без потомства не имеет будущего, она подобна двуножной конструкции. А двуножная конструкция обязательно должна упасть, свалиться на бок. Поднять ее, дать ей жизнь, продлить ее может только ребенок. Ребенок – третья опора. Длительное существование семьи, рода, клана связано с бытием ребенка. Это ясно прослеживается и в шумерских мифах. Согласно этим мифам, вначале земля и небо были соединены друг с другом. У отца – божественного Ана и матери – божественной Анту было два сына – Энлил и Энки. И сложилась Троица из отца и двух сыновей. После появления этой Троицы в шумерских мифах перестает появляться мать Анту. Они образуют первую шумерскую святую Троицу: Ан, Энлил и Энки! Эта Троица разъединила землю и небо и поделила их между собой. Земля отделяется от неба, создается небо, пространство между небом и землей, и земля. И их можно назвать три мира или три слоя, пласта. Каждый из трех великих божеств берет один пласт. Ан – ему небо. Энлил – ему пространство между небом и землей. Энки – ему земля.
В шумерском Пантеоне божеств есть и вторая Троица. Это – божество Луны Наннар/Син, его сын – божество Солнца Уту/Шамаш и дочь – божество Любви Инанна/Иштар. Три из четырех элементов жизни воплощены в первой Троице божеств: Ан представляет небо, то есть воду, Энлил – воздух, Энки – землю. Только огонь, свет относятся ко второй Троице. И это божество Солнца Уту/Шамаш. По сути дела третья Троица в целом олицетворяет огонь, свет. Божество Луны Наннар/Син – это свет без огня, его свет – это холодный свет. Огонь и свет вместе относятся к Уту/Шамашу. Инанна/Иштар представляет как бы иную форму огня, пламени. Это – невидимый огонь. Свет этого огня, этого пламени согревает, воспламеняет, освещает души и сердца. Неспроста Инанна/Иштар приходится сестрой бога Солнца Уту/Шамаша. Ее называют сестрой Солнца (Уту/Шамшан) именно потому, что она – огонь, пламя любви, где бы ни появлялась, всюду проливает свет, освещает все вокруг. Причем Инанна/Иштар не просто сестра Уту/Шамаша, а его близнец. Значит, в шумерском Пантеоне вторая Троица божеств в целом олицетворяет огонь, пламя, свет, тепло.
Из сказанного мы выяснили, почему число три считается священным. И в «Китаби Деде Горгуд», и в «Кёроглу» число три наиболее часто встречаемое число. Быка Байандыр-хана цепями удерживали трое мужчин справа и трое – слева. Принимая гостей, Байандыр-хан устанавливал три шатра: белая комната, красная комната, черная комната. Хызыр (Ильяс) на сером коне, показавшись раненому Бугаджу, трижды погладил его рану. Мать Бугаджа, готовя ему целебное снадобье, пытается выжать из груди молоко один раз, второй раз. И только на третий раз выжимает молоко, смешанное с кровью. Куда бы ни упал камень из-под сохи черного Чабана, там три года не росла трава. Трижды состязаются Бейрек и Банучичек: скачут на конях, стреляют из лука, борются. Три испытания проходит Гантуралы, чтобы добиться своей возлюбленной Сельджан-хатун: вступает в борьбу с диким быком, львом и взбесившимся верблюдом. У Кёроглу трехструнный саз. Героизм Кёроглу обусловлен тремя составляющими: его криком, мечом и конем Гырат. Когда Кёроглу разъярен, он спит три дня и три ночи. Кёроглу трижды борется со своим сыном. Говорят, Бог любит Троицу!
Такое укоренившееся положение числа три в тюркском фольклоре, его мифической памяти не случайно, потому что корни его этногенетическими узами связаны с Шумером.
Одним из наиболее часто используемых священных числе является число семь. Священность этой числа также соотносится с Шумером. Согласно шумерским мифам, мир был создан в течение семи дней. И даже был разделен на семь дней. В неделе семь дней. Белый свет, расщепляясь, проходя сквозь призму, разлагается на семь цветов. Боги дважды создали семь мужчин и семь женщин. Хумбаба, освещая собой все вокруг, испускает семь лучей.
Пантеоном шумерских божеств управляют семь великих божеств. В эту семерку входят первая и вторая Троицы. Они составляют число шесть. Необходимость в седьмом божестве связана с тем, что при обсуждении какого-либо вопроса шестерыми возникает равенство голосов: 3=3. Следовательно, есть необходимость в решающем голосе. Именно этот решающий голос принадлежит седьмому божеству. Все вопросы решает седьмой голос. Эта семерка – семь великих божеств. Седьмое божество – дочь Ана, сестра Энки и Энлила Нингурсаг. Ее имя встречается вместе с именами первой Троицы, и так образуется четверка.
В Шумере помимо семи великих божеств было и семь мудрецов. И основу всех дел закладывали эти семь мудрецов. Эти дела были успешными, плодотворными, результативными. В дастане «Билгамыс» несколько раз упоминаются семь мудрецов:
Поднимись, Уршанаби, пройди по стенам Урука,
Обозри основание, кирпичи ощупай –
Его кирпичи не обожжены ли,
И заложены стены не семью ли мудрецами?