Марк Верховский
ВСТРЕЧА С ГЕЙДАРОМ АЛИЕВЫМ
...В это мартовское дождливое утро выходного дня один только взгляд в окно наводил тоску. Дождь уже накрапывал, когда я присоединился к удивительно доброжелательно настроенной толпе.
Вообще-то это было необычное для такой безрадостной погоды настроение. Именно это и заинтересовало меня.
Подняв сына на руки и получив статус «матери с ребенком», я стал пробиваться в середину круга, где должен был открыться секрет раскрепощенности обычно всегда такой угрюмой массы народа. Уже ближе я увидел знакомый силуэт статного мужчины, жестикулирующего перед интеллигентного вида дамой.
Головы людей пока мешали мне удостоверится в личности оратора.
Я сделал последний рывок, наступив на ступню огромного детины, упорно загораживавшего объект моего интереса. Детина взревел (очевидно, я наступил на его «любимый» мозоль) и повернул ко мне не очень радостное лицо. Я непроизвольно прикрылся малышом. Верзила мгновенно оценил ситуацию, как «не в свою пользу», и только решил изменить тактику своего возмездия, как кто-то властно позвал его «Азад!» Это мгновенно перегруппировало его сердитые эмоции в дружеские. «Проходи, брат», – родственно предложил он мне и отодвинулся. Моему взору предстала великолепная картина: «Общение главы республики с народом».
Гейдар Алиевич был, как всегда, в приподнятом настроении. Лицо его излучало доброжелательство и приглашало к участию в беседе.
Он, собственно, это и делал, опрашивая присутствующих.
На какой-то момент вопросы у участников встречи иссякли, и Первый секретарь оказался в неловком положении человека, настойчиво вытягивающего информацию.
Необходимо было выручать его, а раз там был я, то, как вы понимаете, эту миссию я должен был взять на себя. Тем более, что Гейдар Алиевич остановился прямо напротив меня.
Очевидно, как от «матери с ребенком» он ждал от меня какого-нибудь конструктивного вопроса наа тему: «Увеличение пособия по беременности» или «Удлинение срока кормления ребенка грудью».
Он выжидательно посмотрел на меня и я, не долго думая, решился.
– У меня есть вопрос! – громко объявил я, так что даже сынуля вздрогнул.
– Да, я вас слушаю, молодой человек, – услышал я бодрый голос руководителя.
Я растерялся, ибо в то время я уже не был в ранге «молодого человека», и потерял нить вопроса, которого, впрочем, даже не было в уме.
Я попытался сосредоточиться.
– Да, у меня есть вопрос! – более решительно и даже угрожающе заявил я, не мигая глядя в глаза бывшего первого чекиста республики. Нутром я почувствовал, как рядом насторожился «брат» Азад.
Однако Гейдар Алиевич был невозмутим. Чувствовалось, что опыт общения с различного рода начальниками закалил его психику. Народ напрягся и потихоньку, как-то незаметно, стал отодвигаться от меня. За секунды я остался в окружении Азада и других его «братьев». Надо было решиться задать именно этот вопрос, который донимал меня с утра:
– Скажите, Гейдар Алиевич! А кто-то в республике может повлиять... – кандидат в депутаты насторожился, толпа вообще отхлынула – ...на изменение погодных условий ? Ведь, как-никак, сегодня выборы, праздник, а погода такая противная, – закончил я тираду в такой абсолютной тишине, что было слышно покрапывание отдельных дождинок.
Народ настороженно и испуганно ждал реакции руководства.
«Братья», сразу посерьезнев, непринужденно замерли, как бы случайно окружив меня.
Я уже почти терял сознание и только необходимость держать на руках ребенка удерживала меня от полного обморока.
– А вы, оказывается, большой шутник, молодой человек. Но, к сожалению, даже Политбюро не в состоянии изменить погоду! – подхватил шутку Первый, видимо, весьма довольный создавшейся юмористической ситуацией, а еще больше своим удачным кавээновским ответом.
Толпа облегченно вздохнула и засмеялась одинаковым народным смехом. По тому, как по-родственному хлопнул меня по спине Азад, я понял, что неприятностей уже не будет. Уж очень чувствительным было похлопывание.
Гейдар Алиевич понял, что лучшего благоприятного момента он вряд ли дождется и потому стал с нами прощаться. И начал с меня.
Мы понимающе переглянулись, и я уловил в его глазах лукавую усмешку.
А дождь продолжал свое гнусное дело, нагло усмехаясь над бессилием Политбюро.
Я же тихо радовался обстоятельствам, вынесшим меня «сухим» из явно мокрой ситуации.
Эмиль Агаев
ИСТОРИЯ ОДНОГО ИНТЕРВЬЮ
Я не возьмусь (во всяком случае, пока) писать о человеке, которого называют общенациональным лидером, отцом нации. Хочу только поделиться некоторыми воспоминаниями о Гейдаре Алиеве, связанными с его отношением к журналистам, к прессе.
Эти отношения отличались от его отношения к писателям, художникам и музыкантам, хотя Союз журналистов вроде бы тоже считался творческим союзом.
Оно и понятно: журналистов относили тогда к работникам чисто идеологической сферы и называли, со времен Хрущева, «подручными партии». Однако его отношение к журналистам не было прямолинейно однозначным. Зависело от того, кто этот журналист, какой орган печати он представляет и где последний находится – в республике или Москве; соответственно – как его ЛУЧШЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ. Не только в целях идеологических!
Соглашусь с одним из коллег, сказавшим, что Гейдар Алиев был первым в Политбюро, кто понял значение и стал использовать «пиар» КАК ОРУДИЕ ПОЛИТИКА. И это – во времена «железного занавеса», когда все, что было за бугром, называли не иначе как «их образ жизни»!
Да, Гейдар Алиев знал, КАК, и умел работать с прессой. Умел и заботиться, умел и проявлять строгость, иной раз – самую жесткую, даже жестокую.
Так, он «не слезал» с партийных и советских органов печати после получения республикой очередного «Красного знамени». Давил, требовал освещения («ОСВЯЩЕНИЯ»!) того, как «широко шагает Азербайджан». А вот я, корреспондент «Литературки», не чувствовал такого давления, хотя проработал в этой должности с 1971-го по 1987-ой год, то есть, практически в течение всего времени нахождения Гейдара Алиева во власти – сначала в Баку, затем в Москве, что и понятно: «Литгазета» – это не «Правда».
А когда возникла идея взять интервью у Гейдара Алиева в связи с борьбой против негативных явлений, которая развернулась в Азербайджане, согласие было получено немедленно.
Не все сейчас это помнят, дело давнее, но в те годы это интервью под названием «Пусть справедливость верх берет» прогремело на всю страну, стало своего рода политической сенсаций того застойного времени.
Речь шла о борьбе со взяточничеством, со всякого рода излишествами (пышное проведение свадеб и поминок) и так называемым «вещизмом», использованием служебного положения в личных целях и т.д. – с применением самых жестких административных мер. Так, скажем, работникам ЦК партии было запрещено покупать автомобили, их детям – поступать на юридический факультет (больше всего взяточничества было…в правоохранительных органах!), были и другие строгости. И вот, помню, как в этом месте приехавшая из Москвы спецкор «ЛГ» не удержалась от реплики: «Но ведь мы, Гейдар Алиевич, говорим о правовом государстве!», на что последний парировал – «А мы, когда берем людей на работу, предупреждаем их об этом!»
Это интервью было опубликовано в «Литературной газете» – газете, выходившей тиражом свыше миллиона экземпляров, и оно наделало много шуму (рассказывают, даже Брежнев позвонил Алиеву со словами: «Что вы там у себя делаете?», на что Алиев ответил: «Боремся с недостатками, на что вы нас и нацеливаете!»).
Интервью было перепечатано многими изданиями в стране и за рубежом, а потом на протяжении многих лет цитиривалось. А сам заголовок – «Пусть справедливость верх берет» – стал в своем роде политическим афоризмом того времени.
(Эту строчку из Низами прилетевшая из Москвы корреспондентка редакции газеты, специализировавшейся на интервью с первыми лицами государства, выхватила из сборника переводов азербайджанской классики Наума Гребнева, который я тогда только что купил).
…Как сейчас помню первый прием, впечатление от кабинета Гейдара Алиевича. Первое, что бросалось в глаза при входе, – огромный, чуть ли не в человеческий рост глобус. Перед вами – вся планета! Этот гигантский глобус, видимо, должен был настраивать каждого входящего на широту и масштабность того, что происходило здесь, в кабинете, и, разумеется, – значимость его хозяина. За столом сидели члены Политбюро – Алиев умел придавать всему, даже встрече с журналистами, столь свойственную ему самому ЗНАЧИТЕЛЬНОСТЬ.
Садимся. Первый вопрос, как водится:
– Ну, как устроились?
Антонина Борисовна, так звали корреспондентку, с хамоватостью московской небожительницы возьми и брякни: мол, ничего, вот только…Что последовало дальше, дорогой читатель, вы ни за что не догадаетесь.
– …Вот только в санузле, Гейдар Алиевич, знаете, нет…туалетной бумаги!
Наступило минутное замешательство. Все замерли в ожидании реакции Хозяина.
Гейдар Алиевич коротко взглянул в мою сторону, и я увидел, как меняется выражение его глаз – от стального до по-детски изумленного, даже наивного; он как бы примеривал на себя эти выражения вместе с вариантами решений, которые, по-видимому, вертелись у него в мозгу с быстротой компьютера – осадить, выгнать, по правительственной связи позвонить главному редактору – мол, кого это вы прислали, свести все к шутке…
– Тогда мы переведем вас, если вы, конечно, не возражаете, в нашу гостиницу, рядом с ЦК, – Гейдар Алиевич показал жестом. – У нас тут все есть! – последовал общий вздох облегчения, все рассмеялись. И тут же, после этой тирады, с подковыркой: – А вам сколько комнат? Одну? две? три?
– Ну, зачем так много, – не стушевалась москвичка. – Разве что вы, Гейдар Алиевич, в гости придете…
Опять все в кабинете напряглись. Кроме хозяина, который уже вошел в свою роль в этой шутливой пикировке:
– А вы что, думаете, мы тут только и делаем, что заседаем…Можем и отдохнуть, и рюмочку выпить. – И тут же мне: – Агаев, в «Гюлистан» ходили?
– Нет, не успели.
В тот же вечер мы сидели за лучшим столиком в ресторане «Гюлистан». Корреспондентка ела за обе щеки и чувствовала себя на коне.
А после этого…целую неделю прождала следующего приема и так и не дождалась. Сказали – ЗАНЯТ!
…А потом, после этого, она прилетала еще пять раз (!).
Первый вариант интервью Алиев зарубил на корню, хотя и сказал для начала: «Талантливо». По-второму прошелся решительно – все исчеркал. И, замечу, редактором он был незаурядным. Причем, очень дельно правил даже стиль материала.
Это меня поразило больше всего, поскольку я помнил первые, после избрания Гейдара Алиева первым секретарем ЦК публичные его выступления – на русском языке, как тогда требовалось, он говорил совершенно свободно, хорошо, но с чуть заметным акцентом…
«Надо же, как он преуспел в русском», – подумал я про себя!
Когда журналистка, прилетев уже в шестой раз (!) и, после долгих ожиданий, наконец попала в знакомый кабинет – в паузах я возил ее по республике! – она показала Гейдару Алиевичу свой указательный палец, сказав с мольбой в голосе:
– Посмотрите, Гейдар Алиевич, какую мозоль я натерла от ручки. Пожалейте, а!
От былой ее самоуверенности и хамоватости не осталось и следа.
Гейдар Алиевич молча прищурился, покачал головой и чуть ли не издевательски спросил, повернувшись ко мне:
– Ну что, поработаем еще?
Он не просто поставил ее на место. Он выжал из нее все, на что она была способна. И интервью получилось на славу, ни в какое сравнение не шло с тем, что выходило из-под пера этой, в общем-то, среднего уровня журналистки. Интервью мало того, что похвалили на редакционной «летучке» – вывесили на доску лучших материалов, что было крайне редко для кондовых в те годы материалов с официальными лицами!