* * *
И снова – вечер, вечер, вечер.
Подъезд выплевывал меня –
Ненастоящую – навстречу
Почти живым ночным огням.
И снова – восковые лица,
Еще белее от луны.
В груди у каждого – по спице.
Они как сталь закалены.
И я средь них, еще живая,
Напуганная тишиной.
Но каждый вечер доля злая
Крадется по пятам за мной.
МОЙ СОН
Привет, мой сон!.. А я не сплю,
Я прячусь в колыбель твою,
Но ты – чужой, и я – чужая.
Сегодня ночь совсем иная,
Сегодня добрый небосвод
Впустил меня на свой порог
И растворил меня в созвездьях,
Где в облачно-туманной взвеси
Витал и прятался – мой сон.
Твоим шагам я в унисон
Иду по граням лунной стали.
Прощаясь, звезды догорали,
Укрыв меня своим теплом.
* * *
О, как НЕ любить я умею!..
В каком-то душевном затменьи,
В затмении мыслей и чувств,
О, как не любить я умею,
И как научиться хочу!..
Я вся в мотыльковом балете,
Устала биенья плести,
Прости, если я повзрослею,
И не повзрослею – прости.
И правду, сродненную с ложью,
Навряд ли в себе отличу,
Когда я, споткнувшись о слово,
О чем-то опять промолчу.
Взросления сумрак невнятный
Удерживать в пальцах, как дрожь.
Кошмары, которые снятся,
Я выплесну в шрамики строк.
* * *
Мне долго, очень долго до тебя
Шагать по звездным лестницам,
по кручам…
Мне до тебя дойти – как от беды
Взбежать по звездным лестницам, по кручам…
Ты – там. Я – здесь.
А между нами Случай –
Неразличимый судеб поводырь,
Толкает вверх, нас удержав на скатах,
Предупреждая каждый ложный шаг.
Он знает – я иду совсем без карты,
И каждый шаг – один на сотню шанс.
Я пью шершавый воздух восхожденья,
Он всю меня шлифует, как ножом,
И то, что было оболочкой тела,
Все более становится – душой!..
Как воздух одиночества безлюден!..
К тебе я шла, как верный бедуин.
Я – наверху.
И мне не до иллюзий
В прозрачно-мертвом воздухе вершин.
* * *
Горела ночь с луной – лимонной долькой,
Горела голова от сил, приливших к ней.
Бесшумные такси, негромкий плач ребенка,
Визжащий автомат, штампующий людей.
Сгорела ночь с луной. Пожухлой рваной коркой
Обуглилась рассветная луна.
И только я сижу осоловевшим волком
И вою на застывший город сна.
* * *
Не знаю, сколько времени
продольными-протяжными
сердечными биеньями,
глазами жалко-влажными,
маниакальной чуйкою –
меня, тягуче-юркую,
вы будете любить…
Не ведаю о таинстве,
могу предать всё – гласности,
в душе все фибры путаю,
и с жабрами в родстве…
Пока салфеткой глаженой
не расстелюсь однажды я
на мраморе побед –
вы будете рассказчиком,
еще невинным мальчиком
в заветности бесед.
Считайте в жилке пульсики,
стыкуйте наши плюсики,
и возлюбите главное –
мое святое «нет».
БОЛЕЗНЬ
земля потрескалась сухою кожей,
шуршат на ней пружинящие кошки,
сливаясь с вяло-пестрою листвой
и капля грозно виснет коматозной
налившейся грозой
костры пыхтят едучей гарью,
колышется сирень небес,
и с мира тихо, понемножку,
дневная сходит спесь
и сумерками мятой тканью
накроет постепенно весь
квартал домов
и невидимку-кошку
глотнем ночного яда ложку
посыплем солью свежий срез –
бурли, бессонная болезнь!..
* * *
Я себя хороню средь обрывков газет,
Среди горных потоков от высохших слез.
Обо мне погрустит незнакомый сосед,
Что вчера ложку соли по просьбе занес.
Вижу – теплое майское утро стоит…
Чьи-то липкие, влажные руки,
И уста, что мне шепчут:
«Бог всех нас простит –
Нам придумавши новые муки…»
Вот квартира,
вот дверь,
вот моя пустота.
Вот окно, что не раз разбивали удары,
И взлетали стеклянные ввысь облака
И щепки хрупкой, некрашеной рамы.
Я себя так корю, так виню без конца,
Нет начала у этой истории скучной.
Жизнь калечит невинного сорванца,
Горе делая с ним навсегда неразлучным.
…Дребезжит еле слышно мой старый звонок.
У порога нескромно расселся сосед.
И сказал, словно выучил трудный урок:
«Вашу смерть освещают
семь сотен газет!..»
«Литературный Азербайджан» 9 2015