Сиявуш Мамедзаде
В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУСЛИМА
Солнце жгло неумолимо,
В пекле жарился Баку.
Шел я через «не хочу»
И искал такси до дому.
По содому-автодрому
Мчались джипы без конца,
Я не думал о бельканто
Бесподобного певца…
Вечером Андрей Малахов,
Фигурируя галантно,
Не скрывая охов, ахов,
Теребил теленаряд
И расспрашивал Тамару.
Воздавали почесть дару
Люди-други в свой черед,
Буксовал он на экране,
Улыбался, пел, гремел,
А потом… потом – молчанье,
Он ушел и не допел,
Из достоинства устада,
Уважения к себе,
Понимая, что не надо
Стричь купоны на судьбе…
* * *
Вся наша жизнь, по сути, монолог –
От первых речей до последнего вздоха,
Как эхо восторгов, страданий, тревог,
Которые дарит земная дорога,
Жизнь – летопись всех неозвученных строк,
Которых, увы, не дано нам озвучить,
В них тайны и грезы сокрытой души,
Борения чувств и соблазнов, и лжи,
И выбора – быть или только казаться,
Грехи, не посмевшие вовсе сказаться,
Бесчестья и чести, безволья и воли
И предпочтенье безболия боли,
Удобство молчания и немоты
Пред наглым оскалом порочной тщеты.
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
Н.А.
Ты читала «Нана» на скамейке бульвара
В то далекое лето, нежаркое лето Москвы.
Состоялось знакомство, сближенье… Увы,
Оказалось, что мы – слишком хрупкая пара.
Ты была хороша, недоступно-горда,
Я – не в меру обидчив… Твоя красота
Кавалеров влекла и светилась, лучилась,
Но была холодна, и – любви не случилось.
Помнишь, поздний вечерний троллейбус,
Возвращавший, скрипя, в общежитье меня,
И такая досада, такая нелепость –
Я соперника вижу с тобою, кляня.
Ты вошла с габаритным, крепким грузином.
Ехать долго – нам было, увы, по пути.
Поздоровалась. «Как ты?» –
С видом безвинным
Он ей тихо шепнул: «Ему б лучше сойти».
«Черта с два!» – я подумал. Сидел до конца
С посеревшим лицом. И вот остановка.
Подо мной – тротуара неясная бровка.
За спиною – усмешка того молодца…
На твою благосклонность ему повезло.
…Ах, как много воды с той поры утекло!
Ты давно вышла замуж и матерью стала.
И давно уж французский роман дочитала,
У тебя, я надеюсь, дела – честь по чести,
Может, смотришь кино в Огородном проезде,
Угощаешь мороженым внука в фойе,
И чуть-чуть отцвели твои дивные очи,
Перебрав кандидатов, на чары охочих,
Вся в трудах и заботах о муже, семье,
Вспоминаешь знакомца-студента едва ли,
Что бренчал в магазине твоем на рояле,
Навлекая протест меломана-клиента,
(Впрочем, это уже преданье, легенда).
Тот студент поседел, и жену потерял...
Вспоминаю вечерний московский троллейбус,
Понимая обиды ревнивой нелепость
На грузина того, что тебя провожал,
И тебя, очевидно, любил, обожал...
Что с ним сталось теперь? Не он ли твой муж?
Не увез ли тебя в запредельную глушь,
Иль теперь он москвич и крупняк-бизнесмен
В духе новых времен, мировых перемен.
Ну, тогда по-другому сложился удел.
На Мальорку махнуть он с тобою успел,
Или, скажем, пройтись по далеким Канарам
Где роскошный эдем обеспеченным парам…
***
Казалось, был на стрежне жизни
Не то, чтоб всей большой отчизны,
А все ж в своем родном краю
Творил судьбинушку свою,
Лояльный труженик системы,
Оттачивавший ремесло,
Писал стихи, статьи, поэмы
И совершенствовал стило,
Не слыл заложником богемы
При всем обилии друзей,
И не любил дразнить гусей,
И пищи не давал легендам,
Сопутствовавших диссидентам.
Ушла страна. Ушла, распалась.
И нет дамокловых мечей,
Страна с иллюзией рассталась,
Цензуры больше не осталось,
И грянул осмелевший хор
Демократических речей,
Все – златоусты на подбор,
И не окончен с прошлым спор,
И с дегтем вышел перебор…
Таков окрестности пейзаж.
ТВ сошло на игры, шоу,
А то, что звалося душою, –
Теперь – мифический пассаж
Иль архаический багаж.
Ау, товарищи по духу,
Мои духовные мосты!
Оглядываю всю округу,
Ищу подмогу и поруку
Служенью муз и красоты…
***
Его, утратившего все,
И даже вкус к обычной жизни,
Хранящей горечь свежей тризны,
Опустошившей бытиё,
Она участьем благосклонным
И прагматизмом беспардонным,
Порой груба, порой нежна,
Но никакая не жена,
А все-таки его встряхнула,
И в колею свою вернула,
«Еще не вечер», – убедила,
Каким-то чудом возродила,
И он преодолел себя,
Нельзя сказать, чтобы – любя,
С безбашенно взыгравшей кровью,
Что называется любовью,
И дни, и ночи торопя…
Но вот рассеялось ненастье,
Куда-то спряталась тоска,
Забрезжило подобье страсти,
Издалека, исподтишка…
Она была необходима,
Как он был ей необходим.
Она была почти любима,
Как он был… чтим или любим?
Ему ответ пока неведом.
И стоит ли искать ответ?
А может, дело все не в этом?
Судьба щадит тебя, поэт…
***
Пока была над нами сень
Домашнего уютного призора,
И дольше века длился день
Без всякого душевного раздора,
И мы летели вдаль на всех парах.
И не вселяло тающее время страх
В беспечные, безбашенные души,
Был полон изумлений день грядущий,
И впитывали жадные глаза
Калейдоскоп восторгов, лиц, видений,
Прекрасных ослепительных мгновений,
И звездные ночные небеса.
С тех пор немало утекло воды,
И мы дошли уже до перевала –
Предчувствия житейского финала.
В безудержной горячке суеты,
Хлебнув судьбой положенной беды,
Вкусив триумфов сбывшейся мечты,
Назад все чаще обращаем взоры,
Где жизнь в туманной дымке отошла,
Зеленый свет сулили семафоры,
И шелестели за спиной крыла…