Джавид Гасымов
О ДУШАХ, КОТОРЫЕ ВСЕ ЖЕ ПРИДУТ НА ЗЕМЛЮ…
Рассказ

 

 

 

 

В недавно показанном фильме про крестоносцев рыцарь-крестоносец спрашивает юношу, желающего вступить в их ряды:

– Ты когда-нибудь убивал?
– Нет. Никогда.
– Тебе будет очень тяжело. Убивать – очень плохое занятие…
– Даже во имя свободы?
– Даже во имя Бога…

Червь червю: «Мы – существа бессмертные. Мы пережили все катастрофы на земле и выжили. Мы незаметны. Но смогли внедриться во все живое и неживое. И смогли плодиться. А вот посмотри на людей. Нет на земле глупее и наивнее существ, чем люди. Они думают, что, при жизни презрев и стараясь истребить нас, после смерти скрываясь за каменными плитами и в дубовых гробах, они избегнут встречи с нами. Какой самообман! Даже если их поместят в железные саркофаги, это не поможет их телам избежать встречи с нами. Потому что мы – не снаружи, а внутри них. Мы сидим не только в их телах, но и стали частью их мыслей и желаний. Мы стали частью их помыслов. И как бы они ни гордились собой и своими успехами, мы – лучше них! Потому что мы не убиваем друг друга…»

По библейскому преданию, создание Адама из глины богом Яхве было великой божественной задумкой. И что бы ни говорили, ни писали религиозные летописцы, судьба Адама и всего человечества была заранее предопределена Богом. И то, что они, Адам и Ева, в искушении своем сорвут и съедят запретный плод с древа добра и зла, и что после этого они обратят внимание на свою наготу и, устыдясь этого, прикроются фиговыми листочками. И что Бог обратит на это свое внимание и поймет, что они попробовали запретный плод. И что после этого они будет изгнаны из рая – это тоже входило в Великую задумку. Ибо человек уже был подвержен по своей сути стремлению познать добро и зло, иначе человек не ослушался бы своего создателя.
Замысел создания человеческой сущности и заключается в том, что праведность и порок были вместе заложены в человека до его появления на свет.
И миссия Сознания, дарованная человеку Всевышним, и состоит в том, как им будут использованы эти самые праведность и порочность в повседневной жизни.
...Говорят, что судьба человека определяет его будущую жизнь. И невозможно ни обмануть, ни обойти, ни изменить судьбу. Человек как бы запрограммирован Судьбой.
Еще говорят, что человеческая душа, раз возникнув, никогда не умирает. Что души людей создаются сразу же после их зачатия и ожидают своего выхода на землю. Ожидают воссоединиться с теми зародышами, для которых были созданы, и которые потом становятся человеческими детьми.
А иногда оказывается так, что ребенок зачат, душа определена и готова воссоединиться, – но ребенок так и не появляется на свет – погибает. Иногда естественно. А очень часто искусственно – по чьей-то злой воле. И душа так и остается невостребованной.
Интересно то, что одни и те же руки принимают и содействуют появлению на свет новорожденных – одаривая их душевной теплотой и вниманием…
А через некоторое время эти же самые руки невозмутимо производят аборт, лишая будущих таких же новорожденных жизни, лишая их всего того, что называется Божественным милосердием, земной любовью, счастьем продолжения рода, заставляя их души метаться по бесконечным просторам веселенной…
Последние три дня Эльвина была в большой тревоге: исчез, в буквальном смысле, ее любимый человек – Исахан. Как сквозь землю провалился. Его телефон был отключен, ни дома, ни в университете он не появлялся. Товарищ по квартире, которую они вместе снимали, пожимал плечами – об Исахане никакой информации нет. Он сам был этим очень удивлен. Эльвина отчаялась, не знала, что и думать, где его искать, ведь Исахан был не только ее любимым человеком, но и отцом ребенка, которого она носила под сердцем – вот уже около трех месяцев. Узнав об этом, Исахан был бесконечно счастлив – Эльвина это поняла по его глазам, которые засветились радостью, радостью быть отцом. Они решили тогда не откладывать свадьбу и сыграть ее через месяц – и даже раньше, если получится. И вот на следующий день после признания Эльвины Исахан исчез. Эльвина не допускала даже мысли, что он исчез, испугавшись ответственности. Она верила Исахану как самой себе, зная о его преданности, надежности и любви к ней. Но Эльвина воспитывалась в семье, где национальные традиции и обычаи ставились на первое место, и то положение, в котором она оказалась, – зная, что будет подвержена осуждению со стороны родителей и близких, – сильно беспокоило ее, особенно после того, как Исахан исчез.
Правда, он и раньше уезжал в родной город к родителям на два-три дня, но всегда предупреждал ее заблаговременно, да и по телефону они обычно переговаривались по несколько раз в день. А сейчас… она просто терялась в догадках.
Когда она вернулась домой после занятий, было время обеда. Эльвина, переодевшись, села за общий стол.
Подавленность и растерянность Эльвины сразу же привлекли внимание ее отца:
– Что-то случилось? Какие-то неприятности? – спросил он.
Отец, Бехмет-муаллим, работал в руководстве большой строительной компании и был занятым человеком. Однако он всегда проявлял внимание к своим детям и ничего не упускал из виду. Он не был деспотом, спокойно воспринимал большинство новшеств в образе жизни своих детей. Деликатно корректировал их, стараясь не затронуть их самолюбие, когда считал, что они становятся слишком «современными».
– А какие у меня могут быть неприятности? До госэкзаменов еще далеко…
Бехмет-муаллим почувствовал некоторое раздражение в голосе дочери и поэтому не стал настаивать на продолжении разговора.
Однако спустя некоторое время отец прошел в комнату дочери.
– Эльвина, что стряслось? Только не говори мне, что ты повздорила с подругами по поводу турецких сериалов. Ты же знаешь, дочка, меня трудно обмануть, я могу уловить малейшее изменение в твоем настроении, особенно если случается нечто серьезное.
– Папа, у меня болит голова, не мучай меня, пожалуйста, расспросами. Со своими проблемами я справлюсь. Я уже взрослая, самостоятельная девушка, которая учится на последнем курсе престижного университета и в основном материально сама себя обеспечивает и сама решает, как ей поступить в том или в ином случае.
Эльвина все это проговорила несколько нервозно, ужасаясь собственной дерзости. Ведь она впервые в жизни так разговаривала с отцом.
Бехмет-муаллим хотел было вспылить, но все же сдержался, почувствовав, что случилось нечто необычное.
Эльвина поняла, что очень рассердила отца, и все же продолжила:
– Ты, папа, не отчаивайся из-за моих слов и не упрекай себя, что упустил свою дочь. Просто происходит замещение ваших ценностей нашими, идет изменение нашего мировозрения. Вот посмотри, вместе мы дома бываем всего по несколько часов. За это время общаемся мы с тобой от силы 15-20 минут. И ты хочешь за это мизерное время общения, которое состоит из нескольких незначительных и не обязывающих ни к чему фраз, повлиять на тот информационный поток, который мы получаем от телевидения, интернета, от общения с друзьями, однокурсниками, с которыми я провожу значительно больше времени? И ты хочешь сейчас повлиять на меня, изменить меня?...
Помолчав немного, Бехмет-муаллим сказал:
– У меня нет цели изменить тебя, потому что ты уже состоялась как личность. Я не хочу навязать тебе свои правила и образ мыслей, хотя и нахожу их достаточно целесообразными даже для того мира, где ты постоянно вращаешься. Ты права, сейчас у нас, к сожалению, мало свободного времени для общения между собой…
Я работаю с утра до ночи, мать работает, брат в армии, ты учишься и подрабатываешь. Но хочу напомнить тебе, – если ты позабыла, – о твоем нравственном фундаменте, о корнях, которые, по твоим словам, заменяются сейчас другими, более «современными». Но наверное, необходимо, чтобы новые «корни» не удалялись от старых, а сплелись с ними, чтобы новые мироощущения стали созвучны со старыми. Я хочу напомнить тебе о твоем воспитании, которым мы с матерью занимались вплоть до твоего совершеннолетия, – если ты и это забыла. Хочу напомнить о той музыке, которой твоя мать постоянно занималась с тобой, прививая любовь к национальной культуре, я о тех прогулках по бульвару, паркам, зоопарку, посещении цирка и кукольного театра, куда мы ходили всей семьей, а потом, смеясь, обсуждали каждого персонажа. Я о тех книгах, в которые предлагал тебе вчитаться, и ты с интересом их читала. Вот тогда мы старались привить тебе наши ценности, которые не утратили своего значения и сегодня. Теперь тебя действительно не изменить… Но ведь необходим компромисс между поколениями! Не должны же все ваши мысли и поведение быть оппозиционными в отношении наших? Должна же быть преемственность в умах при переходе одних ценностей в другие?
Помолчав, Бехмет-муаллим продолжил:
– И еще запомни, – если тебя не просветили в твоем так называемом престижном университете, – что природа не любит скачков. Все в природе переходит одно в другое плавно, и тем она прекрасна. И человеческое общество подобно природе. Оно не приемлет скачков – революций – попыток силового его переустройства. Посмотри, чем заканчивались мировые революции, потрясающие устои общества. Только крахом. Преемственность должна быть во всем новом, сменяющем старое. По принципу – оставить хорошее, избавившись от плохого. И здесь нет никаких особых правил, которые придумало старшее поколение. Есть просто жизненная необходимость, в которой нужно правильно ориентироваться. А это – опыт, жизненный опыт, который у старшего поколения есть, а ваше еще не успело его приобрести. И не забывайте того, что в скором времени следующее поколение своими »будет дышать вам в спину.
Эльвина сидела перед отцом несколько растеряно, внимательно прислушиваясь к его словами, не перебивая его. От былой воинственности не осталось и следа. Она казалось потерянной и беззащитной. Теперь внутри нее боролись две силы – открыться отцу или нет, поймет и простит ли он ее, или же жестко осудит? Наконец Эльвина решила открыться – да и другого выхода у нее не было. Кто, как не родители, могут понять и помочь в трудную минуту?
– Папа, прости меня… Я совсем потеряла голову… Я…я беременна…
Бехмет-муаллим вначале не понял ее, настолько это было для него немыслимой вещью, а когда вдруг осознал, у него было такое ощущение, что как будто он врезался в невидимую стену. Лицо его сморщилось, он растерялся, не смог найти нужного вопроса:
– Как это… как это ты беременна? От кого? Когда это случилось?
– От любимого человека… Так получилось… мы любим друг друга и собирались скоро пожениться… но он пропал. Вот уже три дня, как не могу до него дозвониться, достучаться…
– Ты говорила ему о своей беременности?
– Да… три дня назад, и он очень обрадовался, узнав об этом.
– Так обрадовался, что поспешил сбежать?
– Папа, не говори так, ты его совсем не знаешь. Он не такой…
– А какой? Где же он? Где его сваты? Где его родители, которые должны в таких случаях стучаться в нашу дверь?
Бехмет-муаллим проговорил все это полушепотом, чувствуя, что словно летит в глубокую пропасть. «Не может быть большего несчастья в азербайджанской семье, – думал Бехмет-муаллим, – чем когда девушка беременна вне брака… какой позор, как я теперь буду смотреть в глаза окружающим, родственникам? Все они будут укорять не дочь, а родителей, – неправильно воспитали, недосмотрели, распустили…»
– Мать знает?
– Я сказала только тебе… и Исахану.
Бехмет-муаллим тихо, с опущенной головой, вышел из комнаты дочери. Он был подавлен, нравственно растоптан. Он никогда не мог бы подумать о том, что такое может произойти в их семье. Его мозг, несмотря на внешнее спокойствие, лихорадочно работал, перебирая все варианты выхода из этого положения. «Если бы ее парень не исчез, то можно было говорить о женитьбе... К тому же ребенок родится через шесть месяцев… и это тоже позор…связь вне брака…»
Я не вижу иного выхода, кроме как обратиться к помощи врача. И мне придется настаивать на этом. Я не позволю, чтобы мой дом покрылся позором. Я не позволю, чтобы моя папаха и папаха моего сына, – папаха, которую мужчины не носят, но всегда чувствуют у себя на голове, – оказалась в грязи».
Но какой-то внутренний голос – совершенно автономный, незнакомый, впервые заговоривший с ним, еле пробиваясь сквозь его внутреннюю ярость, зашептал ему: «Чем же ты недоволен, ты должен радоваться тому, что дочь подарит тебе внука, первенца…»
– Не надо мне такого внука, – с горечью проговорил Бехмет-муаллим, потеряв последнее самообладание. На его голос вышла жена из смежной комнаты и, посмотрев в лицо мужа, прошептала:
– Что стряслось, Бехмет? На тебе лица нет.
– Откуда ему быть? Я его потерял…
– Успокойся и спокойно объясни что произошло?
И Бехмет-муаллим вкратце рассказал жене, что случилось, в какое ужасное положение они попали благодаря их дочери, и что он, перебрав все возможное, пришел к выводу, что без аборта им не обойтись. Только он поможет на время устранить этот позор. Видно, судьба так распорядилась, – остаться дочери одной на всю жизнь.
Махрус-ханым, мать Эльвины, тоже была обескуражена беременностью дочери. Она давно догадывалось, что дочь с кем-то встречается. Разве возможно скрыть это от материнского глаза? Несколько раз она пыталась завести разговор об этом, но Эльвина только отшучивалась. Махрус-хануым даже представить себе не могла, что все это может обернуться таким плачевным для их семьи образом. Но несмотря на то, что она хорошо знала характер своего мужа, она все же хотела было попытаться отговорить мужа от поспешного решения – все ведь еще может измениться – но увидев его совершенно бледное лицо, промолчала, испугалась, что здоровье мужа может не выдержать и случится непоправимое.
– Завтра же сходи к врачу и объясни положение дочери. И сама поговори с ней. Я не смогу…Хорошо еще, что сын в армии, а то бы наломал дров. И чтобы за 2-3 дня этот вопрос был решен.
Бехмет-муаллиму было тяжело говорить об этом. Он очень любил свою дочь и все время молил Аллаха, чтобы он ниспослал ей счастье. Он считал, что счастье женщины отличается от мужского. Только любящий муж может осчастливить или же сделать несчастной женщину. И он всегда молил Аллаха о том, чтобы дочь встретила на своем пути любящего и достойного парня. И вот что из этого вышло. Его мольбы, видимо, не дошли до ушей Аллаха, затерялись в пути…
Утром следующего дня, простояв три часа в очереди на прием к врачу – акушеру-гинекологу – Махрус-ханым вошла в кабинет:
– Доктор, я пришла поговорить о дочери, который необходимо сделать аборт. Она на третьем месяце беременности.
– А что случилось? Она раньше наблюдалась у меня? У нее пятый ребенок? Девочка, а хотите мальчика?
Махрус-ханым замялась:
– Нежеланный ребенок…
– А какой по счету?
– Первый…
– Первый и нежеланный? – врач внимательно посмотрела на Махрус-ханым. – С генетической патологией?
– Нет, совершенно здоровый…
Врач, не отводя взгляда от Махрус-ханым, продолжала вопросительно смотреть на нее, ожидая вразумительного объяснения.
Махрус-ханым, вся сьежившись под этим взглядом, молчала.
Врач, взглянув на часы, раздраженно проговорила:
– Так какого черта… – и вдруг запнулась. – Хм… я начинаю понимать, в чем дело… В ближайшие дни я занята. Много желающих произвести аборт. Все избавляются от девочек, не понимая, что на старости лет только девочки и будут им нужны… скоро наши мальчики вообще останутся без невест… – врач не договорила и протянула свою визитку. – Дней через десять позвоните мне по этому телефону. Может, за это время и одумаетесь, чтобы потом не пожалели. А то ведь совсем можете остаться без внуков. По крайней мере, от дочери.
Когда Махрус-ханым возвращалась домой и переходила улицу, ее остановил полицейский:
– Ханым, вы перешли дорогу в неположенном месте, и я должен вас оштрафовать на 20 манатов.
– Что…? – Махрус-ханым непонимающе уставилась на полицейского, не соображая, что он от нее хочет.
– С вас 20 манатов за неправильный переход улицы.
– Да…да… сколько? 20 манатов? Сейчас, сейчас…
Махрус-ханым так и не смогла понять, что же хочет от нее полицейский, не смогла оторваться от звучавших в ушах слов врача о том, что ее дочь может остаться бесплодной. «И куда потом она денется без детей… и кому она будет нужна…» Женщина отчаянно копалась в сумке в поисках кошелька, но никак не могла его найти.
Полицейский почувствовал что-то неладное и, козырнув ей, проговорил:
– Ладно, ханым, проходите, но больше не нарушайте правил перехода улицы, сейчас это опасно. Много машин, много неопытных водителей.
Махрус-ханым поспешно прошла, отметив про себя только слово «проходите», так толком и не поняв, что же хотел от нее полицейский. Вечером она рассказала Бехмет-муаллиму о своем посещении врача и о том, что она ей сказала, протягивая визитную карточку.
Бехмет-муаллим не был глубоко религиозным человеком, но, как и большинство азербайджанцев, верил в Бога, в божественную справедливость и божественное наказание. Он был убежден, что рано или поздно справедливость восторжествует. Если и не земная, то божественная – обязательно. Он искренне верил в то, что если человек виноват и совершил преступление против такого же человека, как и он сам, то обязательно получит по заслугам, пусть даже много лет спустя, даже если его миновал суд людской.
После строгого внушения жене по поводу дочери он терзался в сомнениях. Однако держался спокойно, считая, что сомнения скоро рассеются, а честь останется незапятнанной. Бехмет-муаллим, как и всякий нравственно честный человек, был неумолим в вопросах чести. Но как мудрый и справедливый, не был фанатичным и кровожадным в этом вопросе. И пошел бы на компромисс, если бы дочь вышла замуж – зарегистрировала свой брак с отцом ребенка. Но отец ребенка пропал, и неизвестно, объявится ли вообще? И что остается Бехмет-муаллиму – отцу брошенной и беременной дочери – делать, чтобы сохранить свое лицо и уважение окружающих? Сохранить лицо своей семьи и оградить ее от пересудов и злых языков?
Как он объяснит это своему сыну, который в ближайшее время должен вернуться из армии и жениться, и как воспримут эту историю новые родственники? И захотят ли отдать свою дочь замуж за человека, который не смог постоять за честь своей сестры? Нет – лучше аборт. Это единственный разумный выход. Подобные, жалящие, как змея, мысли в голове Бехмет-муаллима терзали его. И он каждый раз приходил к выводу в правильности своего решения. Постоянно возникающие «чужие» мысли в пользу сохранения ребенка старался не слышать, не отвечать им. Но очень трудно делать вид, будто ты их не слышишь, особенно когда они бывают созвучны с твоей совестью. С такими тревожными мыслями, сомнениями приходилось Бехмет-муаллиму засыпать каждую последующую ночь.
И вот однажды ночью приснился ему странный и необычный сон, – будто он вдруг оказался в дремучем лесу. Деревья и местность были ему незнакомы. Вокруг порхали неизвестные птицы, перелетающие с ветки на ветку, светило солнце, лучи которого прорывались сквозь переплетенные ветки мощным огнем и слепили глаза. Всюду ощущалось какое-то незаметное, еле ощутимое шелестение – движение, которое вызывало состояние спокойствия и облегчения. Бехмет-муаллим, расслабившись во сне, грешным делом подумал даже, не в раю ли он оказался, как вдруг все вокруг померкло, будто и не было этой идиллии, грянул гром, ударила молния, поднялся сильный ветер, сквозь который еле пробивались детские голоса: «Деда, ай, деда, что же мы тебе сделали плохого, что ты нас хочешь убить…убить…ведь мы твои внуки… внуки…»
Вдруг Бехмет-муаллим в свете ударившей молнии различил между деревьями два детских силуэта, мальчика и девочки, прижавшихся друг к другу и постепенно исчезающих…
– Кто вы? – во сне крикнул им вслед Бехмет-муаллим. – Откуда вы?
– Мы – души твоих внуков, от которых ты отказался… отказался… – еле расслышал Бехмет-муаллим сквозь гром и молнии. И проснулся от собственного отчаянного крика:
– Подождите, не уходите…
Проснулся весь в поту и от бешено колотившегося сердца.
«Что это было?» – спросил себя Бехмет-муаллим, еще не совсем пробудившись от сна. Вдруг перед его глазами возникли силуэты двух детей, и отчетливо послышались их голоса: «деда, ай, деда…» Внезапно нахлынувшие слезы стали душить его. Он еле сдержался, чтобы не разрыдаться, прикрыв лицо подушкой. Слезы так и лились, не останавливаясь.
«Как я мог, как я посмел даже мысленно посягнуть на волю Божью? Как я посмел усомниться в его милости, ниспославшей мне двойню? Как я не смог различить его шепот, звучавший во мне и предупреждающий?»
Бехмет-муаллим уже не сомневался в том, что у его дочери близнецы. Поспешно одевшись, он устремился в комнату дочери. Эльвина и не скрывала, что не спит. Упершись взглядом в потолок, она лежала на спине, накрывшись одеялом до груди. Левая ее рука лежала на животе, правая же свисала с кровати на пол. Эльвина даже не шелохнулась, не почувствовала, как вошел отец. Бехмет-муаллим подошел к кровати дочери и, став на колени, поднял свисавшую с кровати руку дочери, поцеловал ее. Затем спросил:
– А почему ты скрыла от нас, что у тебя двойня?
Эльвина подняла опухшие от слез глаза и удивленно взглянула на отца:
– Как двойня? Врач сказала, что у меня один ребенок – девочка.
Поцеловав дочь в лоб, Бехмет-муаллим произнес:
– А я тебе говорю, что у тебя близнецы. Вот посмотришь, врач ошибался. Завтра снова пойдешь и обследуешься. И пожалуйста, прости нас, прости нас, старых, за то, что принуждали тебя… я тогда и не подумал, что тебе потом придется носить это бремя всю жизнь. Мы будем считать, что у нас не двое, а четверо детей.
Эльвина завороженно смотрела на отца и недоумевала: «С чего это он взял, что у меня двойня?» Но спорить не стала.
Наутро, посетив врача и настояв на повторном обследовании на УЗИ, она ошеломленно приняла смущенные извинения и поздравления врача, который при первом обследовании не заметил второго ребенка – мальчика. А для потрясенной Эльвины так и осталось загадкой, откуда отец узнал о втором ребенке. Но это уже не имело никакого значения. Согласие отца принять ее детей вернуло ее к жизни, окрылив ее.
Действительно, благословение родителей – это великое счастье, да не лишит Аллах всех детей этого.
И это счастье не приходит одно. Через два дня, когда вечером позвонили в их дверь, и отец открыл ее, Эльвина не поверила своим глазам: на пороге с букетом цветов стоял ее Исахан в больничной одежде, небритый, исхудавщий, но со счастливыми глазами, а за ним выстроилась целая толпа родственников. По тому, как они бросились в объятия друг другу, преступив все правила азербайджанского этикета, Бехмет-муаллим понял, что перед ним Исахан и его родственники. И они пришли «стучать» в их дверь. «Просто Голливуд, честное слово», – мелкнула мысль у Бехмет-муаллима, незаметно смахнувшего набежавшую слезу. Пригласив гостей войти, Бехмет-муаллим усадил мужчин за стол, – женщин усадили в другой комнате, – и приготовился их выслушать.
И все объяснилось очень просто. Вопреки обычаям, по которым жених должен молча сидеть в углу или вообще не присутствовать, Исахан первый взял слово и рассказал все, что с ним произошло. Рассказал он о том, что после того, как они поговорили с Эльвиной, – пропуская тему разговора, – он в тот же день, даже не заходя к себе на квартиру, выехал на попутной машине к себе домой, в район, чтобы обсудить все с родителями. В дороге автомобиль, избегая лобового столкновения, перевернулся и свалился в кювет, и Исахан с другими пассажирами в тяжелом состоянии оказался в больнице.
В течение шести дней он был в полузабытье. Родители все время находились рядом с ним в больнице. Придя в себе, Исахан все им рассказал и, понимая, в каком тревожном состоянии может находиться Эльвина, собрал всех близких родственников в больницу и, несмотря на слабость, не сменив даже больничной одежды, двинулся к дому Эльвины.
А все остальное вы, дорогие читатели, уже угадали.
И пусть никто не смеет сомневаться в том, что история чуть было не сорвавшегося единения двух любящих друг друга людей закончилась сладким чаепитием и свадьбой, и впоследствии родились два чудесных малыша, души которых чуть было не потеряли своих адресатов.