Ляман Багирова
И ЕЩЕ О ЛЮБВИ
Новелла

Любовь долготерпит, милосердствует, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Апостол Павел
 

 

Незабвенный Юрий Олеша говорил, что «времена волшебников прошли. А может, их никогда и не было». Скорее всего, он был прав. И все же, о волшебниках не скажу точно, а вот что чудеса случаются, и в особенности тогда, когда хочется в них верить – заявляю авторитетно!
Только не будет моя история нежна и трепетна, как светлый рассказ «Дары волхвов». Кудесник О.Генри описал в нем молодую пару, отдавшую друг другу самое дорогое, что у них было. Но у них осталось нечто большее – их молодость, когда трудности не переступаются, а перепрыгиваются. Возможно, потому, что их просто не замечают, или кости еще гибки…О молодом счастье рассказывать  – одно удовольствие, само перо устремляется в ликующий полет!
Нет, я и сейчас поведаю о пожилой паре. И вовсе не потому, что старики мне ближе. Скорее, напротив. Но уже давно я наблюдаю одну странную штуку. Пространство и время – две физические величины – рассматриваются в природе всегда в непрерывной связи. В жизни же они работают, в основном, противоположно. Пространства и расстояния иной раз скрепляют людей больше, чем близость, возможно потому, что физическая удаленность нивелирует работу времени. И мелкие раздражения, неизбежные при долгом тесном общении,совместном проживании и возрастных изменениях, растворяются пространством. Через «версты и мили» все кажется милым, тихим и теплым, потому что этого требует наша душа, истосковавшаяся по рОдности.
Но тем интереснее и драгоценнее люди, не преодолевшие временные рубежи (увы, это не дано никому), но научившиеся жить со временем в ладу. На это нужно немало мудрости, и еще больше – мужества. Зато и награда сторицей – достоинство и элегантность, а не зыбкая моложавость.
Мои герои подарили друг другу в канун Рождества и Нового года самый главный рождественский дар – любовь. Именно Любовь была первым даром божественному младенцу. Золото, ладан и смирна были лишь дополнением к ней.
 
Когда молодой Руслан привез к себе на родину из Могилева тоненькую большеглазую сироту Таю и заявил ошарашенной родне: «Женюсь!», поднялся неистовый змеиный шип. Увещевания самого Руслана не привели ни к чему. Парень, что называется, запихнул обе ноги в один башмак – «Только Тая, и больше никто»! На парня махнули рукой – все же фронтовик, да к тому же после контузии. Начались паломничества к его матери. «Уговори, вразуми, наставь! Ты же мать!!! Единственный ребенок у тебя! Не пара она нашему мальчику! Да еще на глазах всю родню расстреляли! Не приведи Бог такой напасти. Неизвестно еще, как это на ней сказалось».
Бесполезно… Свадьба состоялась, и на ней, как водится, осыпали молодых конфетами с пожеланиями сладкой и долгой жизни. Все обычаи были соблюдены, чтоб перед людьми не было стыдно…
На третий день после свадьбы свекровь отозвала Таю в сторонку:
 – Сядь-ка, поговорим! – Тая послушно присела на край стула. За время предсвадебного противостояния она похудела еще больше. На белом, без кровинки, лице жили только огромные синие глаза.
 – Скажу тебе честно, – свекровь мяла в руках праздничную крепдешиновую косынку.  –  Я не хотела тебя в невестки. Не о такой судьбе я мечтала для сына.
Заметила, как по горлу Таи прошел судорожный вздох, прибавила чуть мягче:
 –  Но раз смогла стать женой,  –  видно, чему быть – того не миновать, –  постарайся стать своей для рода, влиться в семью. У нас девушка не за парня выходит, а за его маму, папу, бабушек-дедушек, братьев-сестер. Всех надо приветить, для всех ласковое слово найти. Такое у нас не в чести, чтобы молодые только в своем углу сидели и своей жизнью жили. Не обижайся, ты мне ничего плохого не сделала, и я тебе тоже. Но я правду говорю, как есть. Трудно поначалу будет. Да не дрожи так! Я не зверь. У тебя нет никого, у меня тоже. Будешь ко мне с уважением, я тебя не обижу и всему, что знаю, научу. И другим в обиду не дам. А разводов в нашем роду отродясь не было. Из того дома, куда невестой пришла, и гроб твой должны вынести. Запомни! Будешь ссориться, скандалить, сыну моему нервы трепать – прокляну!
Тая всхлипнула.
 –  Плакать, дочка, не надо. Твое место уже крепко. Родишь – вообще нерушимо будет. Невест бывает много, а жена  –  есть жена. Главное, знай – мужчине, даже самому хорошему, верить нельзя, а плохой  –  он и так плохой. Любовь у них сегодня есть, завтра – нет, а у тебя дело свое – семью строить, дом водить. Из семьи мужчины наши не уходят. Вытри слезы.
Тая послушалась. И стала такой, как говорила свекровь. Словно ласточка, притулилась на стене неведомой жизни и  –  веточка к веточке, год к году свила свое гнездо,  – терпеливая умница. Через пять лет в родне говорили, что Руслан и старая Салтанат не девку, а золото взяли, даром, что «не наша». Через десять лет в открытую завидовали свекрови, цедя сквозь зубы, что Бог дает милости редко, но уж если дает, то полными горстями. А Тая стряпала, растила сына и дочку, ухаживала за недвижной Салтанат и знала, что в одном-то уж свекровь точно ошиблась: они с Русланом любят друг друга так же, как и много лет назад, хотя время изменило их нещадно.
 
Спустя 29 лет, в 15-й день веселого месяца мая Салтанат позвала к себе Таю:
 – Пора мне.
Тая запротестовала.
– Не перечь, я знаю. Дай воды.
Тая подала стакан воды.
– Благослови тебя Бог, дочка. Береги детей, и мальчика моего тебе поручаю. Трое детей у тебя…  –  последние слова она выдохнула неожиданно молодым певучим голосом.
Свекровь была идеальной кавказской старухой – сухой, немногословной, в низко повязанном черном платке. Для нее сын и в 56 лет был мальчиком.
Руслан много и часто болел. Тая шутя говорила, что жизнь у нее – как расписание поездов: от станции «Школа», где она преподавала домоводство, до станции «Кухня», где она ранним утром разгружала принесенную Русланом провизию, а потом до станции «Тумбочка с лекарствами», дальше по графику – «Школьные уроки», «Родительские собрания», «Уборка дома», «Прием гостей». Дни сначала летели быстрее гонца, потом стремительнее молнии, и зеленые волны Каспийского моря несчетное количество раз ударялись в длинные песчаные берега. Тае было некогда думать о его красоте и величии. И без того известно, что другого моря в ее жизни не будет, а значит оно – самое лучшее. Самое теплое и красивое.
 
Сорок четыре года – как единый вздох. Сын, дочь, зять, невестка – четверо детей. Четверо внуков. Три небольшие комнаты с застекленным балконом. Кошка с тремя котятами. «На все стороны света, –  шутила Тая. – Теперь только жить и радоваться!» Руслан молча улыбался. Тая любила его сдержанную улыбку – краешком губ.
Четыре стороны света – крест.
 –  Ну вы понимаете, что такое изношенное сердце. Три инфаркта – не шутка. Сердце у него – как вялая тряпка. Ну и, конечно, выход на пенсию деятельные люди переживают тяжело. Это еще благодаря вашему уходу, диете и лекарствам он прожил так долго. В общем, будьте готовы ко всему…
Врач постукивал ручкой по рецептурному бланку. Тая задумчиво посмотрела в окно. Это должно было случиться. Жаль, что именно сейчас, в конце декабря, когда вовсю идет предпраздничная суета. Не январь, а именно декабрь наполнен ощущением чуда, приятными хлопотами, радостной беготней за подарками, теплыми запахами ванили, корицы и яблок. Хорошо, когда в такие дни медленно перепархивает снег, и деревья уютно дремлют под белыми шубами – картина зимней сказки готова! Но, увы, с Природой не поспоришь. Уж если не посылает снега, то изволь мириться с мягким серым деньком, влажным асфальтом и голыми ветками.
 –  Ничего не случится, доктор! – она решительно встала. – До свидания.
Врач посмотрел ей вслед. «У пожилых свои причуды»,  –  равнодушно подумал он. Это был хороший старый врач, и все долгие годы практики ему гораздо легче было читать графики кардиограмм, чем художественную литературу.
Когда она вошла в дом, муж выжидательно посмотрел на нее.
 –  Жить будешь,  –  бодро сказала она. –  Выпей свою таблетку, сейчас обедать будем. – Затем вошла в спальню, не зажигая света, нащупала в глубине платяного шкафа какую-то коробочку, всыпала содержимое в стакан с водой и выпила залпом.
Обед был диетическим, но вкусным. Тая, отменная кулинарка, давно освоила национальную кухню, но готовила для мужа только особые блюда – паровые куриные котлеты, отварной картофель, нежирный бульон и компоты из боярышника и вишни. Жареное и жирное подавалось к столу только на званых обедах.
 –  Я отдохну немного, что-то много я съел,  –  Руслан прилег на диван, –  если задремлю, укрой чем-нибудь.
 –  Конечно, –  Тая посмотрела на часы. – Ты отдыхай, я посуду помою.
Сквозь сон Руслан услышал сдавленные стоны. Быстро встал, вышел на кухню. Тая корчилась на диванчике.
 –  Что с тобой? – испугался старик.
 –  Не знаю,  –  сдавленно промычала Тая. – Что-то вертит, и режет, и крутит. Живот ходуном ходит. Плохо мне!
 –  Что ты съела? – растерялся Руслан. – Такого от еды никогда не было. Может, простудилась? Ай, жена, да что же такое?!
 –  Ой, не знаю. Ой-й-й-й!!! Помоги до туалета дойти!
Руслан бросился к ней. Кряхтя и охая, она добрели до туалета. Таю скрутил сильнейший приступ рвоты.
 –  Я скорую сейчас вызову. Детей! – Руслан и в молодости не проявлял такой активности, как сейчас. Глаза его заблестели, и даже спина немного распрямилась.
 – Не надо скорую. Не надо, говорю! – В лице Таи не было ни кровинки, по вискам струился пот.
 –  Как не надо?!!
Руслан, кажется, забыл, что за два часа до этой минуты был седым согбенным старцем со взором потухшим и дрожащими ногами. Сейчас даже щеки его порозовели. 
–  На тебе лица нет, Таечка!
«Таечка»,  – мысленно отметила для себя жена.
Так задушевно и, будто стесняясь, Руслан называл ее только когда они оставались наедине. Никогда на людях – неприлично.
 –  Нет! Уложи меня на диван, сейчас пройдет!
 –  А если это аппендицит?
 –  Очнулся?! Аппендицит мне давно вырезали!
 –  Ты как хочешь, а я детям позвоню! Если с тобой что-то случится, что я буду делать?..
Через полчаса в комнату вбежали перепуганные дочь с сыном. Тая по-прежнему была бледна, как смерть, живот был тверд, как железо, но позывов на рвоту уже не было.
 –  Нет, вы только посмотрите на свою мать! – расправив плечи, старик широкими шагами мерял пространство из угла в угол. – Чуть не умирает, не дай Бог, а упрямство, видно, вперед нее родилось! Скорую не разрешает звать. Где такое видано?!
 –  Мама, это не шутки! –  дети решительно склонились над ней.
 –  Молодец мой старик,  – услышали они еле слышный шепот. – Того и гляди, еще и по столу кулаком хватит! Поскрипим еще!
 –  Мама?
 Тая чуть заметно улыбалась. Заметив, что Руслан приближается к дивану, простонала:
 –  Кажется, отпускает. Наверно, я все же простыла. Там, на кровати, шаль, принеси мне ее, пожалуйста.
Когда Руслан вышел, она тихо сказала:
 –  Ваша бабушка говорила, что женщину всегда хоронят чуть глубже, чем мужчину, потому что она хитрее мужчины, и даже под землей может что-то придумать и воскреснуть!
– Мама! Ты это все специально?
– Ну, а как вы думали? Надо же было вашего отца встряхнуть. Он меня потерять боится так же, как я его. Поскрипим еще!
 – Мама, что ты сделала? – дочь бессильно всплеснула руками.
– Ничего страшного. Старая добрая английская соль. Немножко встряхнула кишки и все. Я так в детстве вас лечила от запоров и глистов. – Т-с-с! Отец идет.
 – Возьми! Подожди, я сам тебя укрою. Как тебе? – Руслан суетился возле своей Таечки, как мать возле младенца.
 – Ой, лучше, гораздо лучше, только слабость. Сейчас пройдет. Ах! – Тая прикрыла в изнеможении глаза.
 – Вы идите на кухню, чайник подогрейте, поешьте, что хотите,  –  Руслан махнул рукой детям. – Я с ней посижу.
 – Папа, а ты сам как сейчас? – сын был серьезен.
 – Нормально. Вначале, когда ее схватило, испугался, а сейчас вроде ничего.
 – Муж да жена – одна сатана! – сказал на кухне брат сестре. –  Уникальные у нас предки, ничего не скажешь!
Дочь промолчала, улыбнулась. За окнами впервые с начала декабря закружились мягкие белые хлопья. В сиреневом свете ранних сумерек они напоминали растрепанных балерин. Некоторые из них долетали до окон и таяли на теплых стеклах, оставляя прозрачные светлые полоски. Кошка с котятами, изрядно переволновавшиеся за последние часы, опять запрыгнули на кухонный диванчик и уснули. Спали они крепко, изредка вздрагивая лапами. Очевидно, им снились их рождественские дары – мясо, рыба и молоко. Но, конечно, они никому не рассказали о своем сне, когда проснулись. Ведь совершенно точно известно, что никому нельзя рассказывать хорошие сны, а то можно спугнуть удачу.
 
Вы скажете, такого не бывает?.. Бывает, уверяю вас! В жизни бывает все, и всегда находится лазейка для чуда.