АГАДДИН БАБАЕВ
ПРАДЕД ШАХА ИСМАИЛА ХАТАИ
Мавзолей Шейха Захида Гилани в Лянкяране – место паломничества мусульман
Шейх Захид (Сеид Таджеддин Ибрагим ибн шейх Ровшан Амир шейх Захид аз-Зянджани Гилани) родился в 1215 году. Его отец, Ровшан Амир Гилани, жил в селе Сиявурд (ныне Сиявар) Лянкяранского района. Шейх Захид был мюридом (приверженцем) великого ученого своей эпохи Эйн аз-Замана Сеида Джамаледдина. Сеид Джамаледдин большую часть жизни провел в Астаре, скончался 28 ноября 1253 года и похоронен в селе Бутясяр (нынешний Пенсар). Кстати, звание «Захид» («Набожный) Таджеддину Ибрагиму присвоил шейх Джамаледдин.
Значительную часть жизни шейх Захид провел в Гилякяране (ныне – Шихакяран). Занимавшийся земледелием шейх Захид являлся не только главой религиозной секты, различные источники повествуют о нем как о благотворителе, признанном стихотворце. Его мюриды были видными личностями, пропагандировавшими религию в Гилане, Мугане и Ширване. Один из них – наследник, мюрид, продолжатель секты шейх Сафиаддин. В 24 года он прибыл в Лянкяран, получил уроки у шейха Захида, впоследствии женился на его дочери Бибифатиме. От этого брака у них родились три сына – Махияддин, Садраддин и Абу Саид. Мать четвертого деда политического деятеля, военачальника шаха Исмаила Хатаи шейха Садрадина Мусы (1305 – 1392) была родом из Лянкярана, а отец – выходцем из ардебильского села Келхоран.
Шейх Захид владел азербайджанским, арабским, персидским, курдским, талышским и гилянским языками, проявлял огромный интерес к поэзии. Он совершил путешествия во многие места Азербайджана, особенно в города, где находились его мюриды: Гуштас (Сальяны), Махмудабад, Сараб, Ардебиль, Мешкин, Халхал, Хой и т.д. Чтобы оказать содействие страждущим, шейх Захид встречается и беседует с властелинами того периода, высокопоставленными должностными лицами. Три встречи с Газанханом в Мугани (1290 – 1225 годы) свидетельствуют о большом авторитете этого человека. В источниках отмечается, что по его личной просьбе из застенков был освобожден правитель Астары Мелик Ахмед.
В монументальном произведении Аббасгулу Ага Бакиханова «Гюлюстани- Ирем», романе писателя Фармана Керимзаде «Худаферинский мост» описывается посещение шахом Исмаилом в 1501 году мавзолея своего прадеда шейха Захида.
Искендербек Мюнши в произведении под названием «Тарихи аламаран Аббаси» пишет, что для поклонения могиле шейха Сафиаддина в Ардебиль прибывает шах Аббас I (1587 – 1629), а в 1609 году совершает паломничество на могилу шейха Захида в Шихакяране.
Исследователи гробницы утверждают, что территория мавзолея шейха Захида являлась местом почетного захоронения. Мавзолей приковывает внимание величественным минаретом, построенным в тебризском и ширван-aбшеронском архитектурном стиле, с глазированными украшениями.
После кончины шейха Захида его могила превратилась в место паломничества. Поэтому его приверженец и зять шейх Сафиаддин построил на могиле мавзолей. Гробницу шейха Захида, обладавшего непререкаемым авторитетом на Востоке, посещали верующие из Гилана, Мугани, Мазандарана, Хорасана и других мест.
Из истории известно, что мавзолей шейха Захида несколько раз накрывали паводковые воды. Когда в 1478 году произошло очередное наводнение, отец шаха Исмаила Хатаи шейх Гейдар привел с собой нескольких искусных каменщиков и плотников и провел восстановительные работы на гробнице и куполе.
В знак глубокого уважения и почтения к этой личности главный режиссер Лянкяранского государственного драматического театра имени Наджафбека Везирова, заслуженный деятель искусств республики Баба Рзаев написал художественно-историческое драматическое произведение «Шейх Захид Гилани» и осуществил его постановку в этом храме культуры. В пьесе реально представлены наши родословия, святые личности, ценности, присущие азербайджанскому народу. Произведение способствует созданию объективного мнения о роли шейха Захида в истории.
Монументальное строение – мавзолей шестого деда Шаха Исмаила Хатаи Шейха Захида, как и другие гробницы, святилища, места поклонения, был разрушен в 1930-м году. В начале 1950-х годов его восстановлением занялся шилякаранский мастер Дадаш Надир оглу (1896 – 1969).
Около восьми веков хранится святость Шейха Захида, его наследие оказывает влияние на формирование у тысяч соотечественников прогрессивного мышления. В заключение отметим, что в настоящее время свыше сорока потомков шейха Захида проживают в Турции.
ДОМ ЛЯНКЯРАНСКОГО ХАНА
Лянкяран, обладающий огромным туристическим потенциалом, известен не только красотой своей природы. Являясь жемчужиной юга республики, он славится редкими образцами зодчества. Дом Мир Ахмед-хана, построенный в начале прошлого века, считается одним из таких образцов. Здание своей оригинальностью привлекает внимание многих туристов. В народе это строение по-прежнему называют «Домом лянкяранского хана». Постоянное внимание приезжающих сюда гостей привлекают не только внешняя красота этого здания, но и интересная история его создания.
Согласно преданию, Мир Ахмед из рода талышских ханов построил этот дворец в честь своей жены Тугры-ханым. Образованный человек своего времени, Мир Ахмед пригласил из Франции архитектора и рабочих. Именно поэтому в архитектуре здания были использованы элементы западного и восточного зодчества.
Ханский дом – один из красивейших архитектурных памятников Лянкярана – построен в 1913 году. При постройке особняка были использованы элементы национального зодчества. Дворец был построен по проекту французского архитектора и является первым многоэтажным зданием в городе. Северный и западный фасады возведены из кирпича и белого камня, а восточный и южный – только из красного кирпича. Вход расположен в северной части и построен из белого камня. Входная часть немного выдается вперед. Верх входа украшен мифическими фигурками. Балкон второго этажа покоится на консолях. Дворец находится в центре города, напротив Парка культуры и отдыха имени национального героя Азербайджана Аскера Алиева. Многие материалы для постройки ханского дома были привезены из Франции и Баку.
Мир Ахмед недолго жил в этом здании. Жизнь владельца дворца прошла в эмиграции, он умер во Франции. Его жена Тугра-ханым умерла в годы советской власти, прожив свои последние дни в нищете. Новое правительство перевело здание в государственный фонд, а имущество хана вывезло за рубеж. В советский период дом был разграблен, затем здесь находились разные государственные и административные учреждения. С 1978 года в бывшем дворце находится районный историко-краеведческий музей. В настоящее время здесь хранятся более 6 тысяч экспонатов, представляющих историю и культуру южного края.
Каждый может ознакомиться с этнографией, археологией, народным искусством, образцами нумизматики, личными документами выдающихся жителей Лянкярана и другими экспонатами. Среди знаменитых личностей, посещавших этот музей, был общенациональный лидер азербайджанского народа Гейдар Алиев. В музей ежегодно приезжают более 10 тысяч туристов. В прошлом году сюда было организованно около 500 экскурсий.
Надо отметить, что «Дом лянкяранского хана» взят под охрану государства и два года тому назад отреставрирован. Это строение, отличающееся оригинальностью, еще долгие годы будет привлекать гостей своей неповторимой архитектурой.
ЮРИЙ МАМЕДОВ
ПО ТРОПАМ ТОПОНИМИКИ – К ШАХДАГУ
Не буду оригинальным, если скажу, что даже небольшое путешествие, такое, как экскурс к подножию Шахдага, что не так уж далеко от Баку, – это не только «выплеск» эмоциональной энергии, но и осмысление увиденного, творческое перевосприятие местных географических терминов, не имеющих пока, так сказать, «литературного гражданства». Связаны они с языковыми особенностями жителей села Хыналыг, которое находится у подножья Шахдага на высоте 2300 м над уровнем моря, и других, соседних с ним сел. Что немудрено, потому что Хыналыг – село древнее, упоминаемое еще в трудах Страбона. Язык хыналыгцев по сей день сохранил оригинальную неповторимость, как и любая разновидность дагестанских языков, к которым он относится. В нем 77 букв и 18 склонений имён существительных, что делает очень богатой его лексику. В хыналыгском языке незначительное количество заимствованных слов, а к культурному наследию этого народа относятся также двадцатизначная числовая система и памятники зодчества – средневековая архитектура в лице мечети Пирджомярд и Абу Муслим, мавзолей Хыдыра Неби и многое другое. Религия – ислам, а влияние современности проявилось в том, что в Хыналыге, где население было сплошь безграмотным, в 1928 году впервые построили школу, а литературным языком стал азербайджанский на основе русской алфавитной графики. О Хыналыге много пишут, он изучается, а издательство «Азернешр» недавно выпустило книгу великого Низами Гянджеви на хыналыгском языке – «Венец мудрости», и сборник стихов отечественного поэта Рагима Алхаса «Хыналыг».
Хыналыг – своеобразный этнографический заповедник, сохранивший в своей культуре много реликтовых форм. Впервые о нем узнал этнограф А.Беккер в 1874 году, хотя и выяснил лишь то, что жители села с давних времен выращивали хну, от чего и возникло его название, хыналыгцы же называют село – Кетш, а себя – «кетшхалг» или «кеттитурдур», что означает «односельчане».
Однажды при разговоре с Гадемали-киши из села Лаза Гусарского района я услышал слово «кабаш», которое впоследствии повторялось неоднократно. Гадемали-киши называл «кабашами» относительно изолированные скальные выступы, очень выразительно разбросанные в окрестностях Шахдага, куда мне предстояло идти. Кстати, это слово отсутствует в известном словаре Э.Мурзаева «Словарь местных географических терминов» (1984 г.), а, следовательно, нет его и в научном обороте. Как мне кажется, слово «кабаш» произошло от словосочетания «кала баши» путем сокращения слов «кала» (башня) до «ка» и «баши» (голова) до «баша» (макушка) в ходе частой повторяемости в разговорах. В результате появилось производное – емкое слово «кабаш».
Стоит сказать несколько слов и в отношении названия «кырва». Местное население края так именует перевал (в азербайджанском языке – ашырым кечмя, ашырма). Но и этого слова нет у Мурзаева, хотя приводятся многочисленные народные термины тюркского происхождения, образовавшиеся от корня «кыр», смысл которых отдаленно приближается к интересующей нас семантике слова «кырва».
Нечто подобное можно утверждать и в отношении слова «дам», означающего переносную (сборную) постройку типа «юрта», которое постоянно используют пастухи в разговорах между собой. В азербайджанском языке ему соответствует слово «алачыг», означающее временное жилье (нечто похожее на войлочный шатер, кибитку, палатку или юрту). Оно также не вошло в перечень мурзаевского словаря, хотя в ином, но очень близком по смыслу значении (например, дом, землянка, здание, навес, хижина и др.) это слово широко распространено не только в тюркском, но и в романских языках.
Особенно запомнилась мне история о высокогорном пастбище Шахяйлаг, рассказанная Ага-Султаном, оказавшим мне гостеприимство у себя дома в селе Хыналыг. Оказывается, это пастбище некогда было личным владением шаха Исмаила I (1467– 1524 гг.), который вошел в историю и как крупный азербайджанский поэт под псевдонимом Хатаи. И вдруг я узнаю такое, что заставило меня встрепенуться: за особые заслуги шах подарил эти луга своему приближенному по имени Ших-Шалбуз, наследники которого до сих пор здравствуют в селе Вандам, что по ту сторону перевала Салават.
Уже по возращении в Баку у меня возникла мысль: а не названа ли вторая по высоте вершина Азербайджана Шахдаг, у подножья которой расположено это высокогорное пастбище, в честь шаха Исмаила I – Хатаи? Ведь в прямом смысле слово «шах» означает «скала», а на фарси «шах» – «твердая земля на горе, у подножия горы». Таким образом, можно предположить, что титул величественного монарха на всем Ближнем Востоке, по всей видимости, произойти мог от эмоционального восприятия слова «шах» в значении «неприступная твердыня», «скала», а позднее уже имела место обратная его семантизация, смысл которой и был адресован одной из высочайших вершин Восточного Азербайджана.
Расставшись с Ага-Солтаном и его семьей, я направился вверх по течению реки Гудиалчай – в сторону перевала Салават. Слово «Салават» в переводе с фарси означает «благословение», буквально – «молитва», не потому ли так и назван этот перевал, что он оказался самым коротким, удобным и благодатным горным путем через Юго-Восточный Кавказ? Ведь высокогорных троп-дорог там очень мало, и порой они просто непроходимы из-за нагромождения скальных выступов на крутых осыпающихся склонах. Вероятно, так оно и было, а благодарная память местного населения по обе стороны хребта навсегда увековечила этот переход благословенным словом «Салават».
И ещё один любопытный факт: когда я находился уже недалеко от этого перевала, то увидел справа от себя странные сооружения в виде каменных столбов, венчавших пологие гребни окружающих гор. Что это? Как они называются? Являются ли своеобразными древними сторожевыми вышками, на которых в старину зажигались сигнальные огни, или ориентирами на перевал – так и осталось для меня загадкой. Сооружены они из плоских сланцевых кусков, уложенных крест-накрест один на другой.
Когда я спросил об этом повстречавшегося пастуха, то он тоже точно ответить на мой вопрос не мог. Лишь сказал, что чабаны пользуются ими для просушки овечьих шкур и паласов, которыми часто укрываются в непогоду…
ГЮЛЮШ АГАМАМЕДОВА
ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ БАКУ В ЛЯНКЯРАН И ОБРАТНО
Размышления пассажира на тему транспортного хаба
Не думайте, что я вдохновилась путешествием Радищева из Петербурга в Москву. Вовсе нет. Меня волновала идея о том, что наша страна совсем скоро станет главным транспортным хабом, то есть узлом, соединяющим Восток и Запад. И таким образом наша территория окажется тем самым золотом мостом, позволяющим путешественникам и грузам легко, без лишних затрат, добираться до пункта назначения. Мне казалось, что грандиозные проекты следует осуществлять, начиная с малого. С внутренних дорог, соединяющих наши города и села.
«Жить стало легче, жить стало веселей». Именно этот слоган вдохновлял моего мужа, когда он заявил о том, что совершенно не согласен с моей идеей поехать в Лянкяран, чудесный город, куда я давно хотела попасть – хотя бы потому, что там родился мой дед, а потом и мама – на поезде. Он совершенно твердо был уверен в том, что дороги, на которые затрачены немалые средства, в том числе и наши с ним, как налогоплательщиков, в прекрасном состоянии и с каждым днем делаются все лучше, а об автобусах и говорить не стоит. Их закупают в достаточном количестве. Все новенькие, комфортабельные.
– Это тебе не 90-е годы, когда мы ездили на развалюхах! Поедем с ветерком! – с энтузиазмом заявил муж.
Удивительная логика у человека. Как будто он не пользуется общественным транспортом каждый день, а ездит на мерседесе S класса. Но я не стала вступать в дискуссию.
– С ветерком, так с ветерком. Ты знаешь, трудностей я не боюсь, мне к ним не привыкать.
Муж уже представил себе, какая замечательная поездка нас ждет, и как его прозорливость поможет избежать лишних расходов и забот. Как человек, думающий заранее обо всем, он пошел на автовокзал и купил два билета на большой, комфортабельный (как ему там объяснили) автобус. Выбрал места. Подумал обо всем. С гордостью отдал мне билеты.
В назначенный день мы приехали на автовокзал – пунктуальные, приученные к порядку пассажиры – за полчаса до отправления автобуса. Первое, что меня поразило – это вход в автовокзал. Нужно было зайти в торговый центр, подняться на второй этаж и только тогда пассажир попадает в нужное ему место. Мне стало совершенно ясно, что главное в этом строении, которое называют автовокзалом, не транспортные услуги, а коммерция. К сожалению, я, как это часто бывает, оказалась права.
Обо всем по порядку. На автовокзале, что построили, вероятно, оглядываясь на подобные строения за рубежом, был зал ожидания. Ряды пластиковых кресел пустовали. Окошечко кассы, а за ним кассирша, время от времени объявлявшая специальным, «аэропортовским» голосом что-то, что разобрать было невозможно. Даже если у вас музыкальный слух, и вы прекрасно слышите шепот актера на театральной сцене с последнего ряда, тут вы бессильны.
Сначала я приставала к мужу, пытаясь выяснить, понимает ли он что-нибудь из того, что томным голосом сообщает кассирша. Он отмахнулся от меня, поражаясь моей наивности.
– Ну что ты, в самом деле! Какая разница, что она говорит. Пойдем на перрон, там электронное табло. Все ясно написано. У кассирши плохая дикция. Не все же французский язык преподают.
Ему казалось, что он тонко пошутил. Вышли на перрон. Действительно, электронное табло. На нем ясно написано, что автобус в Лянкяран задерживается на полчаса.
– Я знаю, почему он задерживается. Чтобы пассажиры могли насладиться шопингом. Купить всякое барахло, которое им не нужно, но кричит с витрин «купи меня, купи меня!»
– Ну при чем здесь шопинг! Женщина! – муж выливал на меня раздражение, – не понимаешь, что у автобуса может спустить шина, кончиться бензин. Мало ли, может, кому-то из пассажиров стало плохо.
Согласилась с мужем, подумав о том, какая я вредная. Подождали еще полчаса. Пришел автобус, отправляющийся в Астару. То есть автобус, который проезжает через Ленкорань и едет дальше в Астару.
Штурмовать автобус кинулись все пассажиры, стоявшие на стоянке. Интересная деталь: билетов на руках у людей не было. Вернее, билеты заменяли деньги, тоже бумажки, тоже с надписью, но немного другого содержания. Я молча, без комментариев, наблюдала за происходящим (хотя мне было, что сказать), не желая раздражать и без того огорченного мужа. Когда все расселись по местам, кондуктор (именно так я назвала мужчину, продававшего места в автобусе) подошел к мужу и спросил:
– Siz bilet almısınız? Nağah. Bu avtobuslara hec bilet almag lazım deyil. Deyəsən siz Lənkərana gedən avtobusu gözləyirsiz. Gözləməyin, gec gələcəy. Bəlkə hec gəlmədi. Məsləhətdir bizim avtobusa minin, iki yer galıb(Вы, что, купили билеты? Напрасно. На эти автобусы и билеты покупать не нужно. Кажется, вы ждете автобус в Лянкяран? Не ждите, он задерживается. А может, и вовсе не приедет. Советую вам ехать нашим автобусом, осталось два свободных места.).
Мы так и сделали. Сели на астаринский автобус и поехали. Дороги, о которых так красочно рапортуют соответствующие ведомства, меня разочаровали. Они напомнили мне старые советские дороги с их ухабами, рытвинами и объездами. На одном из участков основная дорога оказалась закрытой, весь транспорт сворачивал на проселочную колею. Тучи дорожной пыли клубились по бокам автобуса. Кто-то попытался закрыть окна, а кто-то просто укутался в платок. Наслаждаться дорогой, любоваться видами, как обещал муж, не пришлось. Через несколько часов тяжелых испытаний автобус доехал до Лянкярана.
Я вспомнила свои еженедельные поездки в Шемаху на рейсовых автобусах. Почувствовала себя девочкой, отправлявшейся в путь в 6 утра с городского автовокзала. Во всяком случае, впечатления от поездки похожи.
Не буду отвлекаться от транспортной темы. Передвигались мы по городу, очень симпатичному, живописному, на такси. Их полным-полно. Впрочем, такси их можно назвать с натяжкой, потому что машины, старые советские «жигули», реже «волги», несколько иномарок – собственность шоферов, частников, занимающихся извозом. Иногда приходилось наблюдать настоящие бои за клиента. После того, как нас уже знали многие таксисты в районе «Хан-Лянкяран» отеля, стало очевидным, чем занято большинство мужского населения в городе. Извозом. Летом возят туристов. Зимой некоторые уезжают на заработки в Россию. Рассказы водителей, один другого драматичнее, иллюстрировали наши поездки. Однажды речь зашла о Ровшане Лянкяранском, личности неоднозначной, но, тем не менее, популярной не только в Лянкяране. О нем пресса писала гораздо чаще, чем о многих государственных мужах. Видимо, сегодня криминальный авторитет стал привлекательной фигурой в нашем социуме. На вопрос, почему о нем с таким восхищением говорят местные жители, ведь он был вором, настоящим вором, водитель ответил:
– O camaata iş verirdi. Pul gazanmag şəraitı yaradırdı. Bizim üçün dayağ olub. İndi isə yetim kimi galmışıq(Он давал людям работу. Давал возможность зарабатывать деньги. Был нам опорой и поддержкой. А сейчас мы как сироты.).
Его слова поразили меня. Не могла в себя прийти. Хотела возразить, найти доводы, объяснить человеку, что вор не может быть опорой и надеждой для людей. Посмотрела на руки шофера, его одежду, черную от солнца лысину, на машину-динозавра и не стала с ним спорить. Что я могу ему возразить?
Быстро пролетела неделя. Посмотрели, что смогли, покупались в море, полакомились местными продуктами, и даже смогли насладиться ванной из горячего целебного источника.
В обратный путь не только муж, но и отельные работники рекомендовали отправиться на комфортабельном автобусе. У меня еще не поблекли впечатления от поездки из Баку. Но как может женщина в Ленкорани доказать, что ее мнение, возможно, верное. Никак. Оставалось согласиться, не портить себе настроения и отнестись к поездке философски. Найти хорошую сторону у не очень хорошего явления.
Касса располагалась в небольшом помещении. Но пока мы там находились, правда, недолго, ни у кого, кроме нас, не возникло мысли купить билет. Люди заходили иногда. Но для того, чтобы поинтересоваться расписанием.
Приехал небольшой автобус. Муж сказал, что это самый оптимальный размер для дистанций такого километража. Пассажиры заплатили деньги кондуктору и заняли места. Кондуктор сразу же, оглядев зорким глазом аудиторию, принялся подсчитывать собранные купюры. Что-то не сходилось в подсчетах. Шофер в нетерпении стал горячо объяснять кондуктору особенности национальной поездки. Как оказалось, двое пассажиров были его «гостями». То есть, ехали бесплатно.
Вначале меня порадовало такое бескорыстие, столь редкое в наше время. Однако пассажиры-зайцы устроились на откинутых сидениях в проходе. Обещанного комфорта такое пополнение не прибавило. Наконец автобус тронулся. Дверь оставалась открытой. На мое робкое замечание, что не мешало бы закрыть дверь, шофер вполне резонно ответил:
– Xanım, birazdan lap isti olacağ. Qapı acıg olanda, sərindir. Rahatdır. Sizinçun deyirəm(Ханым, чуть позже станет действительно жарко. С открытой дверью прохладней. Удобней. Я для вас это делаю.).
Понятно, что никто меня не поддержал. Всем хотелось прохлады и ветерка. О том, что при любом крене из автобуса может выпасть пассажир, никто не думал. У всех на лицах было написано: «Darıxma, hər şey yaxşı olacağ» (Не волнуйся, все будет хорошо.). Оставалось порадоваться оптимизму сограждан и насладиться дорогой.
У шофера был особенный стиль вождения. Рабочее место оборудовано со всевозможным комфортом. Мне стало понятно, почему эти автобусы называют комфортабельными. Из-за комфорта водителя. Под лобовым стеклом – большой амулет в виде глаза, чтобы, не дай бог, не сглазили. Рядом с переключателем скорости обустроен ящик, покрытый ковриком, на нем чипсы, семечки, орешки, термос с чаем – все для приятной поездки. Два мобильных телефона. Один – маленький, старенький – лежит на ящике, другой – большой – прилип к уху. Одной рукой шофер держит руль и лихо его крутит. Другой бросает в рот орешки. Говорит он по телефону беспрерывно. За время пути я узнала много интересного о его сменщиках, родне. Иногда звонил маленький телефон, как оказалось, он играл очень важную роль. В очередной раз, когда он зазвонил и шофер ответил, ситуация изменилась. Водитель снизил скорость и закрыл входную дверь. Отложил телефоны, замолчал и стал сосредоточенно смотреть на дорогу.
Не скрою, подобное поведение меня здорово заинтриговало. Что могло случиться, что столь резко поменялось поведение разбитного водителя. Загадка разрешилась очень быстро. Пост YPX (Yol Police xidməti), по-простому – ГАИ, возник на горизонте. «Разведка работает». Оставалось сделать вывод, что все не так просто, как кажется. У шофера имелись осведомители, предупреждавшие его об «опасности». Как только пост скрылся из виду, дверь открылась, телефоны вернулись, орешки пошли в ход, и неспешная беседа продолжилась. Через некоторое время водитель заехал на заправку. Почему он не заправил бак перед поездкой, спрашивать бесполезно. Да и зачем? Вот тут мне улыбнулась удача. На заправке продавали связки чудесного красного лянкяранского лука. Ароматного, сладкого. На мою просьбу купить лук муж щедро отозвался. Так мне удалось получить некоторую компенсацию.
Поездка продолжилась. Более длительная остановка ждала пассажиров в Кюрдамире. Придорожное кафе, где можно попить чаю, а при желании заказать что-то более существенное. Жара становилась все яростней. Когда пассажиры вернулись в автобус, уже ни у кого не возникло мысли попросить о том, чтобы закрыли дверь.
Люблю дорогу с детства. Мелькающие за окном пейзажи развлекают и дают пищу для воображения. Представляю, как люди живут в городах и селах. Чем занимаются. О чем заботятся. Мои наблюдения прерывались время от времени. Автобус останавливался, совсем как городской. Новые пассажиры поднимались в салон. Все сидения были заняты с самого начала. И вновь прибывшие оставались стоять. Через некоторое время автобус оказался набитым под завязку. И тут случилось то, чего я ожидала с самого начала поездки. У автобуса заглох мотор. На холостой скорости водитель спустил автобус в кювет. Он применил все свои знания и умения. Несколько раз включал и выключал зажигание. Наконец вышел из кабины, открыл капот и стал копаться во внутренностях автобуса-ветерана.
Увы! Наблюдая за происходящим, я мысленно хвалила себя за то, что не стала вслух высказывать свои предположения о том, что при таком отношении к делу автобус вряд ли благополучно доедет до места назначения. Присутствующие тут же нашли бы виновного в происшествии, и, скорее всего, им была бы я, «накаркавшая» такой поворот событий. В нашем социуме такое поведение стало нормой.
«Bizdə inkişaf o dərəcəyə çatdi ki, əcnəbi turistler biz tərəf gələndə, hamı deyir ki, burada qalmaq istəyir» (Мы достигли такого уровня развития, что иностранные туристы, приезжая к нам, все как один говорят о том, что хотели бы остаться у нас.). Эту фразу я услышала от менеджера отеля, где мы жили. Естественно, каждый, кто смеет сомневаться в столь очевидной истине, становится откровенным клеветником.
Автобус объявил забастовку и не собирался заводиться и ехать дальше. Предложила мужу выйти на трассу и попытаться остановить машину. Реакция мужа была предсказуемой. «Кто захочет везти попутчиков в такое время?»
Спрашивать: в какое время, почему не захочет – задавать такие вопросы бесполезно, если имеешь дело с горячим кавказским мужчиной. Себе дороже.
А в это время водитель усиленно названивал своим друзьям, по всей вероятности, таким же опытным водителям, как и он. Подъехал большой «Икарус». Водитель «Икаруса» вышел из машины, подошел к нашему шоферу, покачал головой, заглянул под капот, что-то подкрутил. Сел за руль автобуса. О! Чудо! Автобус завелся. Все тут же набились в машину. Водитель «Икаруса» улыбнулся, помахал нам рукой и уехал, что интересно, с закрытой дверью.
Поглядев вослед, я подумала, что теперь знаю, как выглядит мой герой. Невысокого роста, поджарый, волосы с проседью, серые глаза на загорелом морщинистом лице. Одет в линялую голубою клетчатую рубашку и того же возраста джинсы.
Герой уехал, а шофер нашего автобуса продолжил гнуть свою линию. Останавливался при любом подозрении на возможного клиента. В автобусе негде было не только сидеть, но и стоять. Последними пассажирами оказались дамы, едущие на свадьбу. К такому выводу я пришла потому, что их макияж был выполнен в лучших местных традициях. А это значит, не меньше трех слоев тона, глаза в стиле героинь индийских фильмов, широкие, у всех одинаковой формы брови (в этом сезоне их носят широкими). Золото, бриллианты, в общем, полная экипировка. Одна из дам, в декольтированном платье, нависла над шофером и что-то интимно зашептала ему на ухо. Я толкнула локтем мужа. Сделала страшные глаза и тихо прошептала:
– Сейчас он сделает аварию.
Муж вздохнул, сказал только:
– Расслабься, ему не привыкать.
На этот раз он оказался прав. Я даже порадовалась этому обстоятельству. Не всегда же мои прогнозы должны сбываться. Мы подъехали к городу. Многие пассажиры вышли. При въезде на автовокзал в автобусе остались только пассажиры, у которых были места. Наше путешествие благополучно закончилось. Я вздохнула с облегчением, но, признаюсь, идея превращения нашего благодатного края в транспортный хаб показалась мне труднодостижимой. По крайней мере, в ближайшее время.