В последнее время у шестидесятитрехлетнего N. не на шутку расшатались нервы, а также разыгралось и без того буйное воображение, которое и днем и ночью не давало ему покоя. N. страдал застарелой неврастенией и еще многими болячками, на что старался не обращать внимания, что ему с трудом, но удавалось, время от времени…
Сам не понимаю, зачем я взял такой пошлый, игривый тон с самого начала.
Одним словом, N. решил обратиться к врачу, точнее – к врачам, и серьезно заняться всеми своими болячками, в числе которых были и проблемы с позвоночником. Нажил от долгого сидения, такая работа. Нельзя сказать, что он не любил врачей, он не любил к ним обращаться. Ему можно сказать даже нравились врачи, особенно если противоположного пола и в теле. Он побывал у невропатолога (женщина, миловидная, лет сорока, метр шестьдесят пять, шестьдесят один килограмм) и остался доволен первым впечатлением.
- Побольше бывайте на свежем воздухе, - после долгих расспросов и манипуляций с телодвижениями, резюмировала она. «– Занимайтесь спортом, вот плавание очень хорошо успокаивает нервы… и попейте, вот я прописала», - сказала она, протягивая N. листок. – А чем вы занимаетесь? У вас сидячая работа? Кто вы по профессии?
Из трех вопросов, почему-то оставленных врачом напоследок и заданных торопливо, будто она старалась побыстрее избавиться от N., он выбрал последний, самый сложный. Ему было неловко признаться, что он писатель, а не бизнесмен, не свадебный певец, не ректор, не депутат, не дипломат, даже не врач-гинеколог. И он промямлил нечто невразумительное, впрочем, женщина, которая в теле и не ждала ответа, а ждала уже следующего пациента.
Да, увы, увы, наш приятель N. был всего лишь писатель, наделенный буйным воображением, пишущий рассказы, романы, сценарии, которые не принесли ему славы и денег, а принесли неврастению и другие болячки, и кроме того два года заключения в тюрьме общего режима, что произошло почти накануне развала огромной страны, с цензурой которой N. как писатель воевал, как говорится с младых ногтей. Будучи молодым писателем, он писал очень смело, указывая на болезни общества, в котором пребывал, и в результате угодил…что и требовалось доказать. Судья районного суда, зачитывая приговор, очень эмоционально, что было довольно странно для объективного и уравновешенного голоса справедливости, изрекла: «За жалкий, вредоносный и поганый пасквиль, очерняющий нашу социалистическую действительность!». N. получил четыре года, но через два, перед развалом социалистической действительности, попал под амнистию. И вышел на свободу. Был N. характера крайне неуживчивого, в результате чего постоянно находился в антагонистических отношениях с сокамерниками и часто вступал в драки и неоднократно бывал бит и перебит. Так что, покидал тюрьму с разукрашенным фасадом. Тот же самый неуживчивый тяжелый характер послужил причиной тому, что N. и теперь, несмотря на свой солидный возраст, оставался один. Один-одинешенек. Были приходящие и уходящие. Были приходящие и быстро уходящие. Но в конечном счете, N. пребывал один в своей маленькой квартирке с ванной комнатой, кухней и компьютером.
После приятного невропатолога N. побывал у не очень приятного ортопеда (мужчина, плохо побритый, запах изо рта) пожаловался ему на позвоночную грыжу, показал снимки МРТ, и с удовольствием услышал, что совет ортопеда и симпатичной невропатолога совпадают. N. не любил усложнять жизнь, в тот же день пошел и купил месячный абонемент в бассейн недалеко от дома.
Но нельзя избавиться от воображения, особенно, если оно у вас буйное, бурное, почти сумасшедшее, нет нельзя… Оно или есть, или его нет, и как же жаль людей, лишенных его, ведь воображение, фантазия нашего ума и есть реальная жизнь, реальная действительность, особенно для творческих людей. А N. был, несомненно, творческим человеком и любил, холил, лелеял и пестовал свое воображение, хоть оно порой и мешало жить и пребывать в реальности, и замечал он на себе странные взгляды окружающих.
И вот однажды, когда N. в упоение плавал один-одинешенек в бассейне, ему вдруг почудилось, что что-то задело его за ногу, и даже почувствовал он небольшое жжение от прикосновения чего-то, он нырнул, протер очки для плавания, раскрыл глаза под водой и… увидел…
Огромный, красный осьминог, распустив под водой свои конечности с присосками, выпучив мертвые мутные глаза, следил за подплывающим к нему N. Охваченный ужасом, N. что было сил устремился к краю бассейна, выскочил из воды и стал пристально вглядываться в спокойную чистую поверхность, таящую... Таящую?.. Нет… Вроде ничего… Он мельком бросил взгляд на электронные светящиеся на стене часы: первые посетители должны прийти не раньше, чем через сорок минут. Не зная, что предпринять, N. в страхе стал вглядываться в воду и тут огромный красный спрут показал свое жуткое тело, всплыв на поверхность и угрожающе раскинув щупальца, задевая, приподнимая и срывая канаты, разделявшие дорожки на бассейне. N. весь дрожа, торопливо покинул бассейн, не говоря ни слова сторожу, открывшему ему дверь, но пройдя несколько шагов, вернулся и сказал:
- Там… это… Вы посмотрите… кажется, мне что-то показалось… Посмотрите бассейн… там вода…
Сторож глянул на него, ухмыльнулся и произнес загадочно:
- А куда же его девать?..
Прикосновение монстра к ноге, N. и сейчас ощущал живо и дома осмотрел ногу - поближе к лодыжке было небольшое покраснение. N. протер ногу в этом месте спиртом и войдя в ванную, стал наполнять ванну и тут зазвонил телефон. Пока он говорил по телефону, ванна наполнилась, N. вошел посмотреть и увидел уставившегося на него выпученными глазами из воды маленького спрута. N. в ужасе, покрывшись холодным потом, бросился прочь, крепко закрыв дверь ванной. Отдышавшись, он все же приоткрыл дверь и увидел, что монстр, будто разбухая от воды, и на глазах становясь все крупнее, меняя спокойную бледность на красный цвет, вываливался из ванны, протягивая к нему, N. свои щупальца.
У N. зашевелились волосы на голове, он перестал дышать, лихорадочно соображая, что нужно делать, как избавиться, и… тут он потерял сознание.
Очнулся N. в своей постели, протер глаза, посмотрел на часы и понял, что сегодня безнадежно опоздал на бассейн и теперь там целая толпа пловцов и пловчих… И тут он вспомнил осьминога, монстра, которого видел в бассейне так живо, так ярко, что это никак не могло быть сном. Он потряс головой, будто отгоняя жуткое видение, поднялся и пошел в ванную умыться.
Мертвый маленький – уместился бы на двух растопыренных ладонях - осьминожек лежал на пороге ванной комнаты, глаза его были прикрыты и всем своим видом он будто укорял N. за то, что он не позаботился о нем, бросил умирать одного, одного в этом чужом для них обоих мире.