Несколько лет тому назад мне пришлось пойти в Азербайджанский государственный университет нефти и промышленности.
Возле входа сидел пожилой мужчина. Я поздоровался с ним. Он спросил:
‒ Извините, вы куда идете?
Я сказал, что пришел по поводу документов своей дочери.
‒ Рабочее время уже закончилось, все ушли. В другое время придете. Я здесь охранник.
У пожилого мужчины был характерный сладкий акцент.
‒ По вашему говору можно сказать, что вы из Гарабаха.
‒ Вы не ошиблись, так оно и есть. Я коренной шушинец.
‒ А с кем вы связаны родственными узами в городе Шуша?
‒ А вы кого знаете в Шуше? ‒ ответил он вопросом на мой вопрос.
‒ Аксакал, я тоже из Гарабаха, ‒ сказал ему я. ‒ Несмотря на то, что родился я в городе Агдам, мое детство прошло в Шуше. Можно сказать, что отец каждые летние каникулы привозил нас – троих сыновей и трех дочерей в Детский Санаторий в Шуше. Так же, как и мы, сотни детей из различных республик все три месяца летних каникул отдыхали в этом санатории. Детский санаторий работал во все времена года, но осенью, зимой и весной дети из Шуши составляли большинство. В этот период года дети, которые проживали поблизости санатория, продолжали свою учебу в шушинских школах. В конце августа 1954 года я тоже не вернулся в Агдам, оставшись в санатории на все первое полугодие, и учился в 1-ой средней школе города Шуша. Нам было известно, что санаторий, в котором мы отдыхали, находился в особняке, принадлежавшем когда-то нашей благодетельнице поэтессе Хан гызы Натаван. Прямо у входа в санаторий были посажены тутовые деревья, которые радовали детей своими сладкими, как мед, плодами. В другом конце санатория находился утоляющий жажду родник, построенный Натаван. Шум родниковой воды был словно колыбельной песней для детей. Я никогда не забуду удивительный вкус этой воды ...
На этом месте я завершил свой разговор. ‒ Ваш рассказ напомнил мне о моей шушинской боли. ‒ сказал он. ‒ Все, что вы сказали, – это правда. Давайте познакомимся.
Мы пожали друг другу руки. Я назвал ему свое имя. Он сказал, что его зовут Ибрагим. В детстве его звали Ибишем.
‒ Если вы узнаете, кто я, то, наверное, вам станет грустно.
– Пожалуйста, я слушаю вас.
У него в горле словно застрял ком. Видно было, что ему трудно было начать говорить. В этот момент я и заметил грусть на его лице… Я попросил его поговорить со мной.
Он глубоко вздохнул и начал свой рассказ:
‒ Я племянник мастера-ханенде Сеида Шушинского. У отца были три брата: Зульфигар, Мириш, Мир Мохсун. Мой старший дядя Зульфигар погиб в 1918 году во время армяно-мусульманской резни. Мой отец Мириш назвал меня в честь своего отца, я этим горжусь. Мой отец в те времена был знаменитым ханенде. Свадьбы, праздничные дни не проходили без него. Все фанатично-религиозные представители того времени – безбожники-муллы, которые шли против искусства, твердили, что это 103 дело рук сатаны. Они запретили отцу заниматься исполнительской деятельностью.
Но отец, несмотря на то, что несколько раз получал предупреждение со стороны мулл, не мог отказаться от своего любимого дела. И поэтому муллы, сговорившись, убили его. Мы ничего не смогли доказать, виновники так и остались на свободе. Смерть любимого брата сильно потрясла моего младшего дядю Мир Мохсуна, он полностью ушел в себя. Он практически не ел и не пил. Его единственным спасением были сигареты. Не закончив одну, он брал следующую… Он обещал, что после смерти брата Мириша никогда не женится и сдержал свою клятву.
Грустная история трех братьев тронула меня до глубины души. Пожилой мужчина был очень взволнован, и у меня навернулись слезы.
Ибрагим продолжил свой рассказ.
‒ Отец умер, но его дело было продолжено. Мой дядя Мир Мохсун еще при жизни своего отца стал заниматься пением и достиг невероятного успеха в своем творчестве, вознеся исполнение мугамов до невообразимых вершин!
Мужчина завершил свой рассказ. Пусть земля будет пухом всем трем братьям. Мы помолились за упокой их душ, а затем попрощались, как близкие родственники…
***
Через некоторое время я пришел проведать Ибрагима, но, увы, не застал его. Я часто стал захаживать в АГУНП, однако увидеть Ибрагима так и не удалось. Интересно, что случилось со стариком? Человеческая жизнь скоротечна, но я и близко не подпускаю черных мыслей, думаю только о хорошем. Надеюсь, что когда-нибудь я вновь встречусь с ним!
Перевод Саадет СУЛТАН
Джаббар Карьягдыоглу считал его «жемчужиной восточной музыки».
Сеид Шушинский владел секретами вокального искусства, полученными сначала у Навваба (Мир Мохсун Навваб ‒ азербайджанский учёный, художник, музыковед, поэт, общественный деятель Азербайджана XIX века.), у которого обучался два года, а затем у известного ханенде Джаббара Карьягдыоглу. С мастерством он исполнял мугам Чаргях, который считается особо трудным для певцов. Он был прекрасным исполнителем мугамов Махур, Нава, Мани, Аразбары, Хейраты. Будучи певцом-новатором, объединив многие мугамы, он пел их в новых вариантах.
При исполнении мугамов и теснифов он обращался к газелями классиков поэзии Хафиза, Физули, Сеида Азима Ширвани, а также к стихам своих современников ‒ Джавида и Сабира, и был первым азербайджанским ханенде, который отбирал для пения стихи на общественно-политические мотивы.
Он дружил с такими прогрессивными деятелями своего времени, как Джалил Мамедкулизаде, Абдуррагим бек Ахвердиев, Гусейн Джавид, Гусейн Араблинский. Сеид оказал материальную помощь для выхода нескольких номеров известного сатирического журнала «Молла Насреддин». Меценат также материально помогал многим ханенде и актёрам.
Скончался ханенде 1 ноября 1965.
"Литературный Азербайджан" №1, 2024